Выйдя за калитку, Марго оглянулась последний раз.

Черные потоки сыпались по стенам розового дома, как семечки.

И девочка, дотоле ковырявшая в носу, осуждающе поджала губы, и взяв со скамейки ярко-розовую Барби, демонстративным шагом направилась к подъезду.

Марго поправила рюкзачок на плече и медленно поплелась, разглядывая побитые носки «бульдогов». Минут пять она брела по улице, а на перекрестке ее кто-то окликнул. И она оглянулась.

— Марго! — улыбаясь, махал рукой в открытом окне «Ланчи» Поль. — Привет! Ты куда?

Марго помялась, не зная, что сказать, а потом решительным шагом направилась к машине.

— К тебе в гости! — объявила она, плюхаясь на сидение. — Поехали!

— Поехали! Только мне нужно зайти к сестре! — сказал Поль. — Она позвонила мне час назад и очень настоятельно просила, чтобы я срочно приехал. Я бросил все и приехал!

— Час назад?! — изумилась Марго. — Значит она уже час назад… Хорошо! Давай заедем! Только… только знаешь что?

— Что? — Поль выжидательно вытянул шею.

— Что бы она про меня не говорила тебе, обещай мне, что сначала все узнаешь у меня, а потом решишь, кому верить. Идет?

— Обещаю, — сказал Поль грустно и развернул «Лянчу».

Он остановил машину около того кафе, в котором они пили кофе после вечеринки в «Эдеме».

— Посиди тут, — предложил Поль. — Выпей стаканчик пива, если хочешь. Я сейчас приду.

— Да.

Марго вышла из машины и, паройдя несколько шагов, устроилась на пластиковом стульчике. Бармен помахал ей как хорошей знакомой.

— Коньяк? — спросил он, напоминая ту историю с дождем.

— Пиво! — ответила Марго с вежливой улыбкой.

Бармен принес стакан и пепельницу и сделал звук ящика погромче. На музыкальном канале крутили клип про роботов.

F# A#

Была ночь.

Катька вернулась с работы, но не ложилась, а приняв душ, ждала Эда. Он обещал зайти через полчасика. Басист, конечно, пытался отвертеться и предлагал перенести встречу на утро, но Катька умела вынудить. Она умела добиться своего даже от покойника. Эд уступил.

И сейчас Катька, чистая и легкая после душа, волнуясь, ждала басиста. А чтобы не переводить нерву попусту, перебирала пальцами клавиши, одев наушники на одно ухо.

Лампа ночника превращала комнату в картину Хранца Хальса. Катька стояла над клавой и никак не могла отвязаться от двух аккордов: F# и A#.

Все песни, которые Катька слышала до этого от своих коллег, с которыми ей довелось сталкиваться за кулисами различных тусовок, в остновном перепевали одни и те же слова. Ну с небольшими вариациями! Потому что Катька вертелась в попсе. А попса — это жвачка, которую до вас уже жевали.

Эта песня была живая.

Катька чувствовала, что и эти стихи про ветер выросли сами по себе, как вырастает бурьян на руинах, или цепкая сосенка на ветренном обрыве. И в том была их ценность и смысл. Катьке казалось, что человек, написавший слова, непременно несся в машине по полупустому ночному городу, и ветер вышибал слезы из глаз этого человека. И куда ехал этот человек? И кто он был? Почему-то это все очень не-все-равно было Катьке.

Она напевала под эти аккорды одну единственную фразу: F# A#

Ветер в открытые окна.

И никак не могла найти следующий аккорд. По правилам, которые Катька Быстро усвоила в музыкальной школе и вращаясь в музикальной тусовке, это вообще был не ход. Два мажорных аккрда подряд! Да еще тональность «фа диез мажор»! Где это видано?

Но песня никотела звучать ни в какой другой тональности. А самое главное, Катька заметила удивительную вещь. Она пропевала эту фразу, а ветер отзывался на нее. Он прокрадывался в приоткрытое окно и нежно скользил по голому плечу Катьки. Она пробовала это проделать несколько раз и каждый раз получалось то же самое. Один раз она нарочно собралась нажатьаккорд и пропеть слова, думая, что это просто естественный ритм сквозняка, но — нет! Ветер не дал себя обмануть.

От этого занятия у Катька закружилась голова, а под кожей снова проснулись мятные серебристые струйки. Они текли под кожей, по спине вверх поднимались к плечам и к шее и, растекаясь на три луча, казалось, стекали с кончиков пальцев на клавиши, а с губ срывались в воздух.

— Можно? — раздался осторожный стук и голос Эда за дверями.

— Да, конечно! — воскликнула Стрельцова и, сдернув наушники, выключила синтезатор.

— О! У тебя тут клавиши? — удивился басист, входя в Катькину комнату. Он остановился, держа в руках бутыль с питьевой водой, кипятильник, банку чая и бутылку красного вина.

— Я взял на выбор, — пояснил он набор продуктов и предметов.

— Проходи! Чего ты остановился? — пожала плечами Катька. — Давай сюда свое хозяйство! Иди в кресло!

Эд неслышно проследовал к гостиничному раздолбаному креслу и, поставив все причиндалы на столик, расположеный в углу номера, сел на указаное место.

Катька вытащила из шкафчика стаканы.

— Давай начнем с вина! — сказала она, блестя глазами. — Если честно скзать, я стесняюсь. Я вообще не понимаю, как с тобой обращаться и что делать.

— Давай-давай! — согласился Эдик и с готовностью полез в карман. Достав штопор, он ловко открыл вино и наполнил два стакана. Осмотрев проделанную работу он сконфузился. — Немного я, конечно, неправ. Надо было хотя бы сыр прихватить.

— Сыр у меня есть! — сообщила Катька и достала из холодильника кусок сыра, ветчины и остаток багета.

Приготовление трапезы сближает людей. Почти так же, как совместное преступление. Покончив сервировкой, коллеги по группе «Роботы» наконец устроились в креслах, и Катька первая взяла стакан с вином.

— За знакомство! — сказала она, подумав. — Это правда! Я тебя раньше совсем не знала. А теперь хочу познакомиться. И вот за это.

— Давай! Согласен! — Эд с готовностью взял свой стакан.

— Подожди! — сказала Катька и замерла, ожидая нового порыва из окна. — Ветер будет с нами третьим!

— Стихи! — усмехнулся Эд и посмотрел сквозь вино на свет. — Ты на глазах становшься талантливой. Давай еще и за это!

— Спасибо, конечно, но я — нечаянно, — ухмыльнулась Катька.

Они немного выпили. Много не хотелось. Хотелось по капельке чувствовать вкус, запах, свет и цвет. Хотелось каждое мгновение запомнить во всей полноте.

Прохладный ветер взмахивал медленным крылом шторы, оранжевый свет бра теплой мягкой кистью рисовал улыбки, взмахи ресниц, то пряча лица Эдика и Катьки в тени, то вспыхивая огромных от полумрака зрачках влажными бликами.

— Не хочется, чтобы эта ночь прошла. Остаться бы навеки в ней…