подвергли гонениям цзянский владетельный князь и Гуань; и Цзя, скорбя [в оде] по Цюй-цзы, излил свою сокровенную печаль. Но такая [несправедливость] случилась при прозорливом императоре Вэнь-ди, при достоинствах молодого Цзя, преданности цзянского владетельного князя и Гуаня. Что же тем более с другими может случиться! Что же тем более с другими может случиться!

Нет правителя, которому не хотелось бы иметь в помощниках таких, как Ни[1223] и Кэ[1224]. [Однако если бы] он вдруг их получил, [то] не обязательно дорожил бы [ими] и, будь на их лицах написано «Кун Цю[1225] из Лу», «Мэн Кэ из Цзоу», наверняка не стал бы их уважать, доверять им. Откуда это известно? О достоинствах этих двух людей правители знали, но в то время пренебрегли ими, не использовали их, и они [оказались] в стесненном положении, их подвергли гонениям, а изгнав, возвращать не пожелали, над ними, оскорбленными и изможденными, насмехались мелкие людишки — вот откуда это известно.

Честные и достойные люди никогда не ходят кривыми путями, чтобы приспособиться к эпохе, не ловчат, чтобы завоевать имя, стыдятся ложной славы в родных краях, с единомышленниками в сговор не вступают и не хотят, чтобы на лицах у них было написано «Чжун-ни из Лу» либо «Мэн Кэ из Цзоу».

А обычные государи? У них не хватает прозорливости, чтобы отличить выдающихся и достойных, ее хватает [только на то], чтобы прислушиваться к наветам и клевете. Прежние правители ошибались, а последующие все равно шли их путем, поэтому достойные мужи, способные управлять миром, всегда попирались и только после смерти овладевали умами потомков. Разве легко предугадать будущее, опираясь на прошлое? Если бы достойные мужи отличались от недостойных так же, как гора Тайшань от муравьиной кучи, а правильные идеи отличались бы от неправильных так же явно, как солнце, луна от светлячка, то и глупый мог бы все разглядеть. Обычно же трудно отличить достойное от дурного — ведь правда и ложь взаимно переплетены, однако ничтожное вначале отличие [впоследствии] может привести либо к беде, либо к счастью, которые отстоят друг от друга уже на тысячи ли; поэтому мудрые государи, прозорливые правители должны быть предельно внимательными...

В «И цзине» говорится: «Слова и поступки — это то, чем благородный муж воздействует на Небо и Землю»[1226]. Чжун-ни сказал: «Если у человека нет правдивости, не знаю, что бы он мог делать»[1227]. Ныне в отношениях чиновников к народу многое идет вразрез со справедливостью, им бы лишь решить то, что стоит перед ними, они оставляют без внимания [поучения] прежних мудрецов.

Чтобы нанять работников или купить у людей что-либо, они, например, зачастую всеми правдами и неправдами стараются завлечь их, но потом, после совершения сделки, отказывают им в вознаграждении и плате. Поэтому старым и малым в таких семьях приходится терпеть холод и голод, проливать слезы на дорогах, а главам семейств — стоять у ворот [обидчиков] и жалобно молить, чтобы с ними рассчитались. Однако на них не обращают внимания, и проходят годы, прежде чем с ними захотят расплатиться, но при этом заявят, что «уплатить согласны только три десятых долга». Почему они так уменьшают долг, разве тот, кому должны, в чем-нибудь провинился? Себя они не осуждают, наоборот, платят меньше. Обида наносится горькая, и ее достаточно, чтобы нарушить гармонию. Да и расплачиваются вместо денег старыми повозками, чиновничьими головными уборами для аудиенций и другими, подобными же вещами: продать их — никто не купит, носить — будет противозаконно. Поэтому жизнь людей горька, они опасаются иметь дело с чиновниками, убегают и прячутся, не желая идти на работы; [чиновники же] хватают их, угрозами заставляют работать. Но работают [люди] без желания и поэтому делают все кое-как, только напрасно переводят добро, и то, что они сделают, для использования негодно.

Вот почему древние говорили: «То, как поступают верхи, служит образцом для низов, это и есть воспитание [народа]». Но раз верхи обязывают низы подражать им, как сделать, чтобы низы не поступали так же [дурно]? Наказывать их — несправедливо, но ведь без наказаний управлять невозможно. Именно поэтому нравы постепенно стали лживыми, а привычки — плутоватыми. Все больше и больше распространяется сутяжничество, люди пристрастились к жестокости и обману. От такого правления пользы не видно. Подобное происходит потому, что чиновники, ведающие финансовыми делами, не понимают общих принципов управления государством, умеют лишь срезать мясо с ног, чтобы приложить к голове[1228], не ведая при этом, что, когда ноги слабеют, можно упасть. В «Ли цзи» высмеиваются «вельможи, которые копят богатства», в «Ши цзине» говорится: «Взяточники портят себе подобных»[1229]. [В этих словах] высказана скорбь как раз по поводу такого положения...

Прежде мудрый правитель управлял народом так, чтобы удовлетворить его желания, при этом определял способы регулирования этих желаний. В том, что обычно любили люди, себе он отказывал, чтобы обеспечить других. Радоваться жизни — в природе людей, поэтому правитель оделял чиновников жалованьем для кормления, строил дома, рыл колодцы, чтобы жил народ. Верхи и низы были довольны, сердца [людей] покойны.

Без пищи люди жить не могут, когда же одежда и пища в достатке, можно научить ритуалу и воспитать справедливость, устрашить людей наказаниями; когда [одежды и пищи] не хватает, даже любящие родители не могут вырастить сына, тем более разве под силу государю держать в строгости своих чиновников? Поэтому-то в древней книге говорится: « [Когда] амбары полны, люди знают ритуал, [когда] одежда и пища в достатке, люди понимают, что такое слава и бесчестье». Посылая [чиновников на должности], государь наделяет их авторитетом и властью, чтобы правили они народом, разбирали тяжбы, занимались финансами, т. е. ведали всеми делами чиновников. Однако жалованье у них весьма скудное, на него невозможно ни отца с матерью содержать, ни жену с детьми прокормить. А отец и мать — это те, кого уважают от природы, жена и дети — это те, кого любят от природы. [Если же] близкие и любимые страдают от холода и голода, чиновник ради денег готов пойти прямо на острие ножа и не дрогнуть; можно ли тем более доверять ему финансовые дела и управление множеством людей? Ведь это все равно что поставить томимого жаждой коня сторожить воду, голодного пса — стеречь мясо; желать же при этом, чтобы они не воспользовались [случаем], — бесполезно. Дело иногда бывает несомненным, а положение действительно ошибочным — именно это можно отнести к сказанному выше. Зажиточные, но честные люди время