Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бессмертие? Гар отодвинул еду и налил еще вина. Сейчас, когда он вспоминал эти строки, они казались не более правдоподобными, чем в первый раз. Бессмертие — это миф. Мечта. Даже древним доранцам, магам, пределов могущества которых не в состоянии постичь малодушные, безвольные потомки, подобное было не под силу.
Или все же?..
Немного дальше Барла вернулась к тому же.
В сотворении такой Стены есть определенный риск. Однако он не очень велик, а я — искушенный маг. И равна по силе Моргану, хотя он всегда отказывался это признавать. Когда я создам Стену, и Лур навеки пребудет за ней в безопасности, думаю, тогда я сдержу клятву, которую некогда дала Моргану, и изменю свою сущность, став бессмертной. Но совсем не потому, что желаю какой бы то ни было власти, не потому, что хочу насытить страсть повелевать миром. Я не Морган. Я сделаю это потому, что знаю — он жив, и очень скоро изменит свою природу, если уже не изменил. А тогда он разыщет нас, и не важно, сколько времени ему понадобится, чтобы обыскать все даже самые отдаленные уголки мира. И когда он нас найдет, я должна ждать его. Пусть мне придется ждать десять лет, сто или даже тысячу. Он все равно придет, а я должна встретить его лицом к лицу. И одолеть. Нет больше ни одного мага, который мог бы стать у него на пути…
Гар откинулся на спинку стула и покачал головой. Потом налил себе очередной, кажется, третий бокал и выпил его значительно поспешнее, чем заслуживал восхитительный букет. Безумие. То, что он перевел, это чистое безумие. Хаотичный бред перепуганной женщины, на которую свалилось страшное горе и ужасные испытания, повредившие рассудок. Никто не может жить тысячу лет! Это и впрямь было бы ужасно. Поговорить с Барлой? Да, это заветная мечта многих историков, но — только мечта.
— Господин?
Голос слуги грубо прервал полет фантазии, и Гар очнулся. А, снова Дарран. Стоит в дверях библиотеки, как… как там его называл Эшер?.. «чучело, у которого случился запор».
Проклятие! Эшер! Он совсем забыл о нем.
— Господин… — Дарран неуверенно переступил порог и вошел в комнату, — прошу меня извинить. Советник Джарр… Карета его величества ожидает вас.
— Да? — Гар удивленно посмотрел на часы на каминной полке. Они показывали ровно половину двенадцатого ночи. Медленно, не спеша, он налил себе еще вина, поднял бокал и посмотрел сквозь него, наслаждаясь изысканной игрой красок, заискрившихся, когда свет очага прошел через бледно-изумрудную жидкость. — Надо же, как он точен. Человек слова…
— Да, господин, — отозвался Дарран. — Пожалуйста, господин… Вам пора ехать.
Гар еще раз бросил взгляд на тайный дневник Барлы. Свою последнюю надежду. Последнюю надежду Эшера на спасение. Столько часов работы, но прочитана всего лишь половина, и никаких ответов на вопросы. Чуда не случилось.
А теперь настало время уезжать.
Одним большим глотком он осушил бокал, краем глаза отметив, что Дарран неодобрительно покачал головой, но ему в эту минуту и так было плохо, чтобы обращать внимание еще и на реакцию слуги. В конце концов, если он думает, что его принц сможет остаться в такую ночь абсолютно трезвым, то глубоко ошибается. Гар аккуратно поставил бокал на стол и повернулся к Даррану.
— Ну, как я выгляжу? Только не говори, что напился.
Тот строго посмотрел на него.
— Вы выглядите великолепно, ваше высочество.
Чувствуя, как от вина согревается тело, Гар улыбнулся и спросил:
— Ты уверен, что не хочешь поехать со мной? Думаю, в карете найдется место еще для одного человека.
Слуга вздрогнул и покачал головой.
— Благодарю, ваше высочество, но я вынужден отказаться от удовольствия сопровождать вас.
— Да, это доставило бы удовольствие… Многим…
— Увы, да. — Дарран отступил на шаг и встал у порога. — Ваше высочество…
— Знаю, знаю! Карета ждет!
Дарран спустился за ним по лестнице и открыл дверь Башни. Внутренние помещения освещались обычными факелами. Конечно, Гар мог бы попросить Конройда установить фонари, однако, понимая, как приятно тому будет ответить отказом, решил не доставлять ему такого удовольствия. Пусть даже это и означало, что у Даррана появится много лишней работы.
Действительно у крыльца, ведущего в Башню, его дожидалась карета, украшенная гербом Дома Джарралта, на котором красовался сокол с короной и молниями. При виде его Гар на мгновение испытал приступ тошноты.
Заметив появившегося на крыльце башни человека, один из слуг Конройда, стоявший на запятках кареты, спрыгнул на землю и предупредительно распахнул перед ним ближайшую дверцу.
— Я буду ждать вас, ваше высочество, — произнес Дарран, и глаза его при этом заблестели.
— Не беспокойся, когда-нибудь заеду. — Гар, не оглядываясь, ступил на подножку.
— Это не беспокойство, — донеслось до него.
Принц все-таки бросил взгляд назад.
— Вот и отлично. Береги себя.
Он забрался внутрь кричаще роскошной кареты Конройда. Лакей снова забрался на запятки. Скрипнули рессоры, и они тронулись с места.
Гар устало откинулся на мягкие подушки. В эту минуту ему страстно захотелось умереть. Или напиться до смерти.
* * *
Площадь превратилась в людское море. Олки, кутавшиеся в теплые одежды от ночной прохлады, сгрудились с трех сторон, оставив свободной середину, где по-прежнему находились повозка, клетка и Эшер. В толпе были заметны синие и алые мундиры городских стражников Пеллена Оррика, ограждавших пространство в центре, и вооруженных дубинками и пиками. Стражники стояли, готовые ко всему, суровые и настороженные.
На четвертой стороне площади был воздвигнут необычайно высокий помост, предназначенный для короля и тех сановников, что еще оставались в городе. Все они в большинстве своем также были олками. Глядя в окно медленно двигавшейся кареты, Гар в который раз обратил внимание, как мало среди них доранцев, и нахмурился. Странно. Уж кого и должна была в первую очередь привлечь казнь выскочки-олка, так это именно их.
Наконец карета остановилась, распахнулась дверца, и он оказался прямо у подножия лестницы, ведущей на самый верх помоста для почетных зрителей. Сердце забилось. Он обвел взглядом площадь и собравшихся на ней людей, старательно избегая смотреть на клетку и того, кто в ней находился. И все-таки не смог не заметить грубую колоду, разбросанную вокруг нее солому и человека в капюшоне и черных одеждах с серебряным остро отточенным топором в руках. В голове мелькнула глупая, ненужная мысль, что может быть это тот же самый палач, который казнил Тимона Спейка. Трудно сказать…
Площадь освещалась множеством плавающих огоньков. От этих огромных шаров, паривших над головами собравшихся, было светло как днем. Вот один из них треснул с легким шипящим звуком, и от него в разные стороны посыпались ослепительные искры. Почти сразу за ним рассыпался еще один, потом еще. В толпе раздались крики зрителей, на которых упали раскаленные магические капли.