– Ах, да, у нас же появился новый слушатель. Хорошо, я коротенько повторю с самого начала.

Подполковник Батура придвинул к себе пухлую папку, достал толстую тетрадь с дорожными записями, полистал, и начал рассказ.

2

Я получил в редакции задание – написать о работе наших военных водителей в Афганистане. Мне предстояло про ехать с колоннами в нескольких провинциях страны. Маршрут можно корректировать по обстановке. Я человек военный. Сказано – сделано. Вылетел на самолете в Ташкент, потом добрался до Термеза.

Дорога в Кабул началась для меня с пограничного шлагбаума в этом самом Термезе, прощального взмаха рукой полковника Геннадия Свободнова. Он готовил меня в дорогу – заботливо подбирал экипировку и аптечку, учил есть арбузы и виноград, обработанные марганцовкой. А еще было торжественное обещание, которое давали на пыльном плацу военные водители перед отправлением колонны в опасный рейс: «Выполняя интернациональный долг, мы клянемся: беречь как зеницу ока народнохозяйственные грузы, направляемые в Демократическую Республику Афганистан».

Я лично расценил эти слова обещания, как напоминания каждому: гляди в оба, дружок, крепче держись за баранку, ибо из-за поворота, нарушая идиллию мирной тишины, может ударить гранатомет, пересечет наискосок дорогу очередь из ДШК (крупнокалиберный пулемет), вздыбится под колесами огненным смерчем мина…

Мы переехали мост, отделяющий наш Термез от афганского Хайратона. Пятый пролет моста, как сказали нам работники порта, – это граница. И побежали за стеклом кабины километры уже по афганской земле.

Мой первый водитель (я частенько пересаживался, записывал истории ребят) – рядовой Александр Шейкин, призванный на службу из Тамани, вел свой «КамАЗ» по этой дороге не в первый раз и остро подмечал все изменения на ней: свежая воронка – «В прошлый раз ее не было – душманы мост, видно, хотели подорвать»; пожар на трубопроводе, тоже свежий, – «Жалко. Недоглядели ребята. Время уборки урожая. Делянки с пшеницей подходят к самой дороге, по обочине которой протянут нефтепровод. Диверсии вызывают пожары, от которых страдают и поля…».

Примечал Саша и разрушенные жилища, школы и тогда лицо его становилось печальным.

У Константина Симонова есть такие строчки: «Чужого горя не бывает. Кто это подтвердить боится, наверно или убивает, или готовится в убийцы». Так вот, этот русский паренек воспринимал чужую беду, как свою. Это ли не величие человеческого духа!

– Вы представляете, – продолжает мой водитель, – что такое Афганистан? Нет, это трудно представить: можно знать и читать про вековую отсталость, про зверства душманов; но когда ты видишь все это своими глазами…

– Много пришлось увидеть? – спросил я Сашу.

– Много. И ребята рассказывали. Не знаю, как я, когда вернусь, маме про все расскажу. Она у меня в школе работает.

Сергей Юрьевич замолчал, снова полистал свои записи. Вздохнул, потом неожиданно улыбнулся:

– Слушай, доктор, а голова меньше стала болеть. Может, стоит закрепить эффект и еще таблеточку принять?

Невский поспешно измерил давление (снизилось немного), кивнул головой. Подполковник опять отправил таблетку в рот, снова посидел с закрытыми глазами.

– А про Саланг вы нам расскажите? – не удержался Невский от вопроса.

– Про «сердце Афганистана»? Конечно, расскажу. Я еще в прошлую командировку в Афганистан (я здесь второй раз, был еще в 81-м) слышал такое рассуждение, что если представить, что Афганистан – это тело человека, то Саланг – это его сердце. И сейчас советские солдаты, в том числе и водители, не дают этому сердцу остановиться. Сейчас немного соберусь с мыслями и продолжу.

3

– Я уже рассказывал эпизод, когда мы после очередного нападения на колонну потеряли машину с горючим. Мы продолжали путь дальше. Колонна стала вкручиваться по серпантину. Впереди был хребет Гиндукуш и самый высокогорный в мире тоннель под названием Саланг. Чуть поз же я остановлюсь на нем поподробнее, учитывая желание слушателей.

Подполковник Батура слегка улыбнулся и посмотрел на Невского:

– А прошла головная боль! Спасибо тебе, доктор. Да, я, пожалуй, оденусь, просох после баньки.

Он надел полевую форму без знаков различия, комбат последовал его примеру. Сергей Юрьевич с теплотой погладил свою куртку:

– Как не согласиться с Фиделем Кастро, он как-то произнес в одной из многочисленных своих речей: «Военная форма практична, проста, дешева – и никогда не выходит из моды». Мне пришлось служить на Кубе, видел легендарного команданте, что называется, «вживую». Так что, товарищи офицеры, носите с гордостью эту одежду.

Подбежал посыльный из штаба – срочно требовался комбат к телефону. Сан Саныч извинился и поспешно побежал вслед за солдатом.

– Ну, что, будете дальше слушать? – Батура провожал глазами удаляющегося комбата. – Или на этом поставим точку.

– Рассказывайте, – одновременно воскликнули замполит батальона и доктор.

– Хорошо. Я продолжаю. Наши машины упрямо ползли по дороге. Наверное, если посмотреть сверху, наша колонна напоминала гармошку: то растягивалась, то сжималась по команде старшего – командира автороты капитана Евгения Овчинникова, находившегося с рацией в головном «Урале». Остались внизу абрикосовые и гранатовые деревья, реже по обочинам попадался тутовник. И совсем, казалось, рядом белел на вершинах вечный снег.

Я ехал теперь в кабине Виталия Синицы. Веселый и разговорчивый, он, то напевал себе под нос, то рассказывал байки. Причем все в его рассказах происходило просто и обязательно с юмором. Лишь иногда сердито бубнит – в те моменты, когда нечетко получается у него с переключением передач. Первый рейс он совершает на «КамАЗе». Недавно отправил «на пенсию» свой заслуженный, побывавший во многих переделках «Урал» и еще не привык к новой машине.

Наш железный караван из наливных машин взбирается все выше. Моторы гудят надрывно и тяжело. Зато Синица бодро что-то напевает, и я с трудом улавливаю старую мелодию – песню военного детства: «Ордена недаром нам страна вручила…». Где он ее услышал, трудно сказать. Но она как нельзя лучше соответствовала обстановке, настроению. Конечно же, награды выбирают достойных. У меня записаны десятки фамилий награжденных водителей. И этот список, думаю, будет продолжаться.

– А у меня медали нема, – вдруг грустно сказал тогда Синица. – Отслужу, вернусь, а меня спросят: чего ты так плохо служил? А разве плохо? Больше сорока рейсов сделал.

Подъезжая к перевалу Саланг – на полпути до Кабула – видишь: война напоминает о себе здесь чаще – сгоревшими машинами, подбитыми бронетранспортерами, опаленными огнем деревьями на месте жарких схваток. И флагами (алыми советскими, красно-зелеными – афганскими) над маленькими крепостями – боевыми постами дорожной охраны. Мимо этих постов бесконечной чередой, изо дня в день, проплывают и уносятся вдаль автомобильные колонны с грузами. Кажется, Афганистан пересел с ослика на грузовик – устремился в свое будущее.