– А твой разведчик… разведчик видел… изморцев?

– Нет. Солдаты Коланса. На дороге. Бегут!

О, проклятые боги баргастов, я валяюсь вместе с вами в грязи? Похоже на то! Да еще в компании с безмозглой лесной ведьмой!

– Валила недавно деревья, женщина?

– Что? Нет тут деревьев! Я бы головой билась, будь здесь деревья. Хорошо, что деревьев нет! – И она громогласно расхохоталась, а потом покачала головой. – Ваш язык такой неуклюжий!

Неожиданно она глубоко вдохнула и разразилась потоком звуков, которых Спакс не ожидал услышать от теблорки.

– Что это было? – спросил он, когда она умолкла.

– Я пишу песни на своем языке. И в этом я знаменита, ха-ха!

– Можешь перевести, что сейчас сказала?

– Нет. Бесполезно. У вас одно слово для одной мысли. У нас много мыслей в одном слове! Вы все говорите очень медленно, и нам приходится тормозить; и с вами, людьми, говорить скучно.

Ахнув, Спакс замотал головой.

– Вот прямо сейчас – от меня больше ни слова… совсем!

– Понести тебя?

О, и посмотреть, как я выживу… на глазах у всех моих воинов? Да они со смеху помрут, а не от вражеских пик и мечей!

– И прикасаться ко мне не смей! – взревел он.

– Ха-ха-ха!

Колансийцы не теряли времени, и, спускаясь с дороги, строились напротив изморцев на поле, и, сомкнув щиты и обнажив мечи, двинулись вперед, шаг за шагом сравниваясь с войсками, оставшимися на дороге.

Синдекан стоял в шаге позади первой шеренги. Как ни хотелось ему быть со своими друзьями, лекарями, среди строений, теперь он командир и его место здесь, с братьями и сестрами.

Они стояли, утомленные, со слабыми ногами – он знал эти признаки истощения; а времени восстановиться не было. Будет неприятно.

Колансийцы приблизились на шесть шагов и ринулись в атаку.

Гиллимада снова притормозила.

– Там сражение!

– Ради Худа, теблорка… мы, может, и медленные, но не глухие!

– Ударим отсюда?

– Нет, если не хочешь наступать вверх по проклятому склону! Нет, обойдем всю заваруху и подойдем к изморцам сзади, тогда и атакуем.

– А я хочу убить полукровку!

– У тебя еще будет такая возможность…

– Нет! Я хочу убить его сейчас! Это важно!

– Прекрасно! Возглавь контратаку, как только поднимемся туда, ладно?

Гиллимада широко улыбнулась, сверкнув ровными белоснежными зубами.

– И срубим все деревья, какие увидим!

Он смотрел ей в спину, когда она помчалась вперед. Сердце готово было разорваться… а вдруг так и случится, когда он бросится в бой: внезапно сожмется в груди или как это бывает. Наверняка больно. И очень.

Слева, вверх по склону, он видел тучу пыли, в которой поблескивали копья, пики или даже мечи. Впереди закричали теблоры – и вниз по склону заскользили тела, мотая руками-ногами, теряя оружие.

– Обходите! Обходите!

Его воины давили его в спину. Спакс зарычал:

– Обходите меня, проклятье! Я догоню!

Гремя доспехами и оружием, воины обтекали его справа и слева.

Ах вы, милые дурачки.

Еще пятьдесят шагов вверх, еще десять, пять… посмотрев вверх, он увидел, как его баргасты поднимаются по склону вслед за теблорами, помогая себе руками. А еще выше – отступающие изморцы уворачивались от ударов и падали, скользя, прямо в гущу лезущих вверх воинов.

Проклятье всем нам!

– Лезьте! Вверх!

Спакс увидел, как теблоры добрались до края и, ринувшись вперед с поднятым оружием, пропали из виду. За ними устремились и первые из гилков в серых от пыли доспехах, с залитыми потом белыми лицами.

Спакс вскарабкался на уступ, полез дальше. Ноги почти отнялись. Волдыри на лодыжках и пятках ревели от боли. Он откашлялся пылью, и тут его чуть не повалил падающий сверху труп – изморец, у которого наполовину было срублено лицо. Спакс полез еще выше.

Кончится когда-нибудь этот проклятый склон?

И тут сверху протянулась рука, ухватила его за запястье и подтянула на ровную землю.

Они оказались среди фермерских строений, а вокруг были солдаты Коланса, которые спускались с дороги и теснили разрозненные кучки изморцев к обрыву.

Спакс сразу понял, что Серые шлемы подверглись атаке с фланга и, хоть и продолжали сражаться с яростью, достойной их богов, умирали десятками. Гилки пришли на помощь, но все равно колансийцы давили, окружая обороняющихся… и только край склона оставался последней возможностью для отступления.

Темная ярость захватила Спакса; он рванулся вперед, готовя оружие. Мы проиграли, Огневолосая. Пусть все болотные боги сгниют в Худовой трясине! Нужно было отправляться раньше… нужно было идти с изморцами!

Теблоры построились в могучий квадрат и давили врага, но даже их было недостаточно.

А по дороге, как увидел Спакс, уходила громадная часть войска Коланса; уходила на восток, не обращая внимания на последний рубеж защиты.

Мы даже не замедлили их.

– Отходить! Баргасты! Изморцы! Теблоры! Отходим – вниз по склону! По склону!

Сердце вождя похолодело и покрылось пеплом при виде воинов и солдат, сыплющихся с обрыва. Геслер, следи за флангом. Мы не смогли их сдержать. Просто не смогли.

Масса отступающих воинов, окровавленных и отчаявшихся, подхватила его, и они все заскользили по склону. Он не пытался сопротивляться. И весь поход – ради этого? Мы же могли сделать больше. Но он знал, что любое сопротивление обречено: колансийцев слишком много и они сражаются с демонической силой.

При спуске он потерял оружие, и душа выла, понимая, как это символично. Задрав голову, он посмотрел на солнце.

Еще даже не полдень.

Глубокой ночью в Даруджистане лил дождь. Карса Орлонг вошел в город и теперь стоял, ожидая, под потоками воды. Перед ним возвышался храм; и клятва, которую Карса принес давным-давно, в дикой страсти юности, теперь горела в его плоти жаром таким яростным, что Карса буквально видел пар, поднимающийся от рук.

Почти пора.

После сумерек он не видел никого на улице, а в течение дня, что он стоял на этом месте, жители города пробегали мимо, не задерживая на нем взгляд. Отряд городской стражи с сомнением по широкой дуге обошел место, где стоял Карса, уперев громадный каменный меч в мостовую и обхватив обмотанную кожей рукоять. Немного подумав, стражники просто двинулись своей дорогой.

Ему бы очень не хотелось убивать их, да и наверняка поднялась бы тревога, прибежали бы еще стражники, а значит, снова убивать. Но широкая мощеная улица осталась без кучи трупов, совершенно пустая.