Пыль приподнялась и на какой-то миг явила мне море горбов и грив, я увидел, как черные косматые волны вздымаются и падают…

– Стреляй! – кричит Пауни Билл. – Стреляй!

Я взвожу курок, целюсь.

– Стреляй же!

А я стою, словно карающая десница божья, созерцая великое, летящее мимо видение силы и мощи, темную ночь среди бела дня, мерцающий траурный поезд, нескончаемый и печальный. Как я мог стрелять по траурному поезду? Да и кто бы смог? Вы бы смогли, мальчики? Я думал, лишь бы пыль снова опустилась и укрыла черную роковую гущу в несусветной давке и толчее. И что бы вы думали, мальчики, пыль опустилась. Туча упрятала мириады копыт, выбивающих громы и выколачивающих из бури пыль. Пауни Билл бранился и толкал меня в плечо. Но я был рад, что не пульнул каким-то жалким свинцовым окатышем ни в то облако, ни в то могущество, которое оно скрывало. Мне хотелось лишь стоять и смотреть, как время уносится прочь огромными скачками, скрытыми бурей, поднятой уносящимися в небытие бизонами.

Прошел час, три часа, шесть часов, прежде чем буря унеслась прочь за горизонт навстречу менее добросердечным людям, чем я. Пауни Билл исчез. Я остался в одиночестве, совершенно оглушенный. Ошеломленный, я пересек город в ста милях к югу, не слыша людских голосов и не испытывая никакого желания их слышать. Мне хотелось на какое-то время запомнить этот грохот. И сейчас, когда летними днями вроде этого над озером собирается дождь, я слышу тот ужасающе великолепный гром… и как жаль, что вы такого не слыхивали…

Крупный нос полковника Фрилея просвечивал, словно чашка из белого фарфора, налитая слабеньким тепленьким апельсиновым чайком.

– Он уснул? – спросил, наконец, Дуглас.

– Нет, – ответил Чарли, – батарейки перезаряжает.

Полковник Фрилей дышал часто и слабо, словно после долгой пробежки. Наконец он открыл глаза.

– Да, сэр! – сказал восхищенный Чарли.

– Привет, Чарли.

Полковник удивленно улыбнулся мальчишкам.

– Знакомьтесь, это Дуг и Джон, – сказал Чарли.

– Очень приятно!

Мальчики поздоровались.

– А… – спросил Дуглас, – где же?..

– Черт, какой же ты тупой! – Чарли ткнул Дугласа в плечо и повернулся к полковнику: – Так о чем вы говорили, сэр?

– Я? Говорил? – пробормотал старикан.

– Гражданская война, – негромко предложил Джон Хафф. – Он ее помнит?

– Помню ли я? – спросил полковник. – О, еще как, еще как!

Его голос задрожал, и он снова закрыл глаза.

– Все помню. Только… на чьей стороне я воевал…

– Цвет вашего мундира… – начал было Чарли.

– Цвета плывут перед глазами, – прошептал полковник, – линяют. Я вижу солдат, но давным-давно перестал различать цвета их шинелей или фуражек. Я родился в Иллинойсе, вырос в Виргинии, женился в Нью-Йорке, построил дом в Теннесси, и вот на склоне лет я, ах ты боже мой, вернулся в Гринтаун. Теперь понятно, почему цвета расплываются и перемешиваются…

– Но вы помните, по какую сторону гор вы сражались? – Чарли не стал повышать голоса. – Солнце вставало по левую или правую руку? Вы маршировали в сторону Канады или Мексики?

– Вроде бы в одно утро солнце вставало по мою правую руку, в другое – над левым плечом. Мы маршировали в любом направлении. Минуло почти семьдесят лет. Рассветы далекого прошлого забываются.

– Вы же помните победы в каких-нибудь битвах?

– Нет, – сказал старик, уйдя в себя. – Не припомню, чтобы кто-то где-то когда-то одержал победу. Войны не выигрывают, Чарли. Ты все время терпишь поражения, и тот, кто терпит поражение последним, запрашивает мира. Все, что я помню, это череда поражений, горя и ничего хорошего, кроме конца. Конец войне, Чарльз, вот победа, ничего не имеющая общего с пушками. Но вряд ли вы, ребята, хотите, чтобы я рассказывал о такой победе.

– Сражение при Энтитеме, – сказал Джон Хафф. – Спросите про сражение при Энтитеме.

– Я был там.

Мальчики просияли.

– Сражение при Булл-Ран, спросите про Булл-Ран.

– Я был там.

Тихим голосом.

– А при Шайло?

– Не было в моей жизни года, чтобы я не думал: ах, какое красивое название и какая досада, что оно встречается только в реляциях о битве.

– Значит, и при Шайло. А сражение за форт Самтер?

– Я видел первые клубы порохового дыма.

Мечтательным голосом:

– Столько всего нахлынуло, столько всего. Помню песни. «Тихий вечер на Потомаке, солдаты мирно спят и видят сны; их шатры в прозрачном свете осенней луны или в отблесках костра». Помню, помню… «Тихий вечер на Потомаке, ни звука, лишь журчание реки, и выпадает роса на лица погибших, дозорные навечно закончили службу»!.. После капитуляции мистер Линкольн на балконе Белого дома велел исполнить «Отвернись, отвернись, отвернись, Диксиленд»… А еще одна дама в Бостоне всего за одну ночь сочинила песню на все времена: «Моим глазам явилось славное пришествие Господне. Он давит гроздья гнева». Поздними ночами мои уста поют о днях минувших: «О, кавалеры Дикси, на страже Южных берегов…», «Когда мальчики вернутся с лаврами победы»… Столько песен с обеих сторон разносил ночной ветер с севера и с юга. «Мы идем, Отец Авраам, триста тысяч нас, а то и больше». «Ставим палатки, ставим палатки, в старом лагере ставим палатки». «Ура! Ура! Мы несем торжество, ура, ура, знамя нашей свободы»…

Голос старого человека дрогнул.

Мальчики долго сидели не шелохнувшись. Потом Чарли повернулся к Дугласу и спросил:

– Так похож он или не похож?

Дуглас сделал два вдоха и сказал:

– Конечно, похож.

Полковник открыл глаза.

– На кого это я, конечно, похож?

– На Машину времени, – пролепетал Дуглас. – На Машину времени.

Полковник смотрел на мальчиков целых пять секунд. Теперь его голос преисполнился благоговения.

– Вот, значит, как вы меня величаете, мальчики?

– Да, сэр, полковник.

– Да, сэр.

Полковник медленно откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на мальчиков, на свои руки, на голую стену у них за спиной.

Чарли поднялся.

– Ну, мы, пожалуй, пойдем. До свидания и спасибо вам, полковник.

– Что? А! До свидания, мальчики.

Дуглас, Джон и Чарли направились на цыпочках к двери.

Хотя они находились в поле зрения полковника Фрилея, он не увидел их ухода.

* * *

На улице мальчики встрепенулись от оклика из окна на первом этаже у них на головами.

– Эй!

Они подняли глаза.

– Да, сэр, полковник?

Полковник высунулся из окна, махая рукой.

– Я думал о ваших словах, мальчики!

– Да, сэр?

– Так вот, вы правы! Как я раньше об этом не догадался! Машина времени, ей-богу, Машина времени!

– Да, сэр!

– До встречи, ребята. Поднимайтесь на борт в любое время!

В конце улицы они снова обернулись: полковник по-прежнему махал им рукой. Они помахали в ответ, на душе