Прошло всего ничего, как он уже с нами на гастролях, и мы едем в Бристоль: я и мой друг писатель Джеймс Фокс сзади, мои телохранитель Сви Хоровитц и Берт спереди. Сви спрашивает Берта: не хотите чего-нибудь выпить, мистер Ричардс? А Берт ему: спасибо, Сви, думаю, неплохо бы светлого эля. Я тогда опускаю перегородку и говорю: что? Это в шаббат-то? Ну ты даешь, батя. И откидываюсь обратно, ржу — какая ирония. А потом на Мартинике он умудрился посадить Брук Шилдс себе на колени. Я и слова вставить не мог. Они от него не отходили — три-четыре старлетки мирового класса. Где батя? Известно где. Внизу, в баре, в окружении свеженького выводка красавиц. Сил у него хватало. Я помню, как он резался в домино в нашей компании всю ночь напролет, и все остальные пять-шесть человек уже сползают под стол, а он только знай опрокидывает в себя ром стаканчик за стаканчиком. Он никогда не напивался. Всегда держался ровненько. Он был вроде меня, и это-то как раз проблема. Ты можешь выпить больше положенного, потому что оно не особенно действует. Это просто у тебя такое естественное занятие, типа как просыпаться или дышать.

Анита сбежала от прессы после того, как пацан застрелился в нашем доме, и на какое-то время залегла на дно в отеле Alray в Нью-Йорке на 68-й улице вместе с Марлоном. Ларри Сесслер, Фреддин сын, взялся за ними присматривать. Марлон нигде не учился, по крайней мере в нормальном смысле. Его окружали Анитины новые друзья — постпанковая компания с центром в Mudd Club, который существовал как такая анти-»Студио 54» на Уайт-стрит в Нью-Йорке. Брайан Ино, Dead Boys и Max’s Kansas City — Анита теперь вращалась в этих кругах. Естественно, она никак не поменялась, и теперь она, наверное, вспоминает это время как худшее в своей жизни и, наверное, благодарит судьбу, что ей повезло тогда выжить. В Нью-Йорке тогда было очень стрёмно, и не только из-за СПИДа. Сидеть и вмазываться в отелях Нижнего Ист-Сайда — это не шуточки. То же самое — на четвертом этаже отеля Chelsea, где специализировались на «ангельской пыли»[174]и героине.

Я хотел обеспечить хоть какую-то стабильность и снял для них бывшую резиденцию Мика Тейлора на Лонг-Айленде, в Сэндз-Пойнт, — первый из тех лонг-айлендских особняков, диких, как кинодекорации, в которых они обитали в этот период. Я приезжал туда повидаться с Марлоном когда мог. В 1980-м на день рождения Аниты я встретил там Роя «Скиппера» Мартина — из компании, которую Анита притащила из Mudd Club. В Mudd Club. Рой каждый вечер давал свою экстремистскую версию стендап-комедии. А тут он приготовил огромный ужин: жареный барашек, йоркширский пудинг и все такое сложное, и ко всему яблочный песочный пирог с заварным кремом. Я его спрашиваю: что, настоящий заварной крем? Он говорит: настоящий, а я говорю: ни хрена, это у тебя из банки. Он говорит: да я, блядь, вот этими руками его сделал, из порошка — ванильный «Бердз», который надо разводить молоком. В общем, мы поцапались. Помню, запустил в него стаканом через стол.

Я чаще всего мгновенно вхожу и контакт с теми, кто потом становится верными друзьями на много лет. я их сразу выделяю — каким-то чувством, что мы можем друг другу доверять. Это как подписать бессрочный договор. Рой был как раз один из таких, с того самого первого вечера. Причем, как только связь нащупана, для меня самый большой грех — подвести друга. Потому что это значит, что ты не понимаешь самой идеи дружбы, товарищества, а это самая важная вещь на свете. Вы еще услышите о Рое, потому что кроме того что он мой добрый друг, он еще до сих пор заведует делами у меня дома в Коннектикуте. Мы с семейством взяли его на подряд — не знаю, как еще это назвать, — примерно через год после той встречи.

Где б я был без моих корешков: Билл Болтон, мой охранник на гастролях, всегда незаметный и мощный как шкаф; Тони Рассел, мой опекун-телохранитель последние много лет; Пьер де Бопор, гитарный спец и музыкальный советчик. Единственная проблема с такими настоящими друзьями — это что мы лезем поперек друг друга, чтобы друг друга выручить. Я — нет, давай я — нет, я возьму это на себя. Настоящие друзья. Самая редкая вещь, но ты их и не ищешь — они находят тебя сами; вы просто как-то срастаетесь друг с другом. Я никуда не могу сунуться, не зная, что за мной солидная стена. Джим Каллахан в прошлом и Джо Сибрук, который помер за пару лет до написания этой книги, — они были такие. Билл Болтон женат на сестре Джо, так что это все дела семейные. Люди, с которыми я прошел огонь и воду, — это очень важная часть моей жизни.

Черт его знает почему, но все мои близкие дружки успели посидеть в то или иное время. Я этого не осознавал, пока не увидел их вместе списком с биографической сводкой напротив каждого. О чем это нам говорит? Ни о чем, потому что обстоятельства у каждого совершенно разные. Бобби Киз — единственный, кто сидел неоднократно причем, по его словам, за преступления, которые он даже не подозревал, что совершил. Мы все горой друг за друга, я и моя позорная команда. Мы просто хотим заниматься тем, чем хотим, и чтобы все остальная лабуда нас не трогала. Мы обожаем «Приключения Кита Ричардса». Все плохо кончится, я и не сомневаюсь. Рой, например, убежал плавать на кораблях пятнадцатилетним пацаном из Степни (это в лондонском Ист-Энде), и это уже говорит о многом. В начале 1960-х он занялся золотой контрабандой. Вольная душа, что сказать. Он покупал золото в Швейцарии, распихивал его по карманам специальных курток и обкладывал себя поверх трусов, сорок кило за раз, а потом летел с ним на Дальний Восток: Гонконг, Бангкок. С тяжелыми золотыми пластинами производства Johnson Matthey 999 пробы. В один прекрасный день, когда Рой вылезал из такси, пролетев двадцать пять часов до этого, он не смог встать на ноги из-за всей тяжести. Он стоял на коленях у открытой двери такси, и гостиничным швейцарам пришлось бежать к нему, чтоб помочь зайти внутрь. Рой — за другие дела — позагорал и в знаменитой бомбейской тюрьме «Артур-роуд», которая фигурирует в романе «Шантарам». Без обвинений и без суда. Потом сбежал. Он хотел стать актером, и даже играл какое-то время в какой-то альтернативной труппе, почему, видимо, и оказался в Mudd Club со своим стендапом. Рой — из самых главных хохмачей, которых я знаю, и иногда он срывался с цепи из-за своей маниакальной энергии — буквально маниакальной. Что, у всех кишка тонка? Смотрите, показываю. Однажды в отеле Mayflower, когда после концерта привалила куча народа, я вдруг слышу стук в стекло, а это примерно шестнадцать этажей над землей, — и это Рой, вжался в карниз, стучит в окно и стонет: «Помогите, помогите». Тут же внизу проезжает полицейская машина, и люди с улицы орут: «Эй вы, наверху. У вас кто-то там прыгать собрался». Ни хуя не смешно, Рой. А ну быстро лезь внутрь. Под ним был очень узкий кирпичный выступ, он держался только на кончиках пальцев. Есть такие люди, которым сильно везет, что они вообще живы.

После тура 1981-го года я уговорил Роя присматривать за Марлоном и Анитой на постоянной основе. Среди поставленных мной задач было попробовать устроить так, чтобы Марлон стал ходить в школу. Потом к ним еще присоединился Берт, после европейского тура 1982-го. Еще та была семейка на троих. Берт, Марлон и Рой в огромных гэтсбиевских особняках, и Анита, которая исчезала и появлялась. Берт всегда считал, что Анита ненормальная. И правда, она была тогда сильно не в себе, волочилась по жизни в постоянной несознанке. Все вместе они были похожи на какую-то команду, которую высадили с корабля присматривать за огромными заброшенными особняками на половинном жалованье. Помесь Гарольда Пинтера и Скотта Фитцджеральда. А что — Рой так и так был моряком. Берт с Марлоном плавать не плавали, но, скажем так, дрейфовали в чужой стране как в океане. Хотя Марлон начально привык к чужим странам, что ему на самом деле было все равно, где он сейчас. Рой жил с Бертом с 1982-го до самой его смерти. Я их поселил там, пока разъезжал по гастролям, и приезжал редко и ненадолго — заглянуть поздороваться. Поэтому здесь я должен дать слово Марлону— пусть он расскажет обо всех готических приключениях» которые происходили в эти потерянные годы на берегах Лонг-Айленда.