– Да, Сирра. Старая Кадиджа лежит при смерти, как сообщил мне посланный. Ты должна сейчас же идти туда, завтра, может быть, будет уже поздно!

– Моя мать? И это сообщил посланный Гассана-бея?

– Он, должно быть, знал уже об этом. Он говорил тогда еще об одной женщине или девушке, это я не совсем поняла, главное дело в том, что старая Кадиджа при смерти и что ты должна отправиться к платанам перед воротами!

– Это странное известие… – заметила Сирра в раздумье. – Зачем же я пойду к платанам?

– Я думаю, там будет ждать карета, чтобы никто не видел твоего ухода!

– А карету прислал туда благородный Гассан, друг Сади? Это для меня слишком большая честь, – сказала Сирра, – я лучше сама поползу по улицам!

– Отсюда тебе легко будет уйти со мной: ходжа устал и спит!

– Тем лучше – я тотчас же поспешу в Галату; если же я пойду к воротам, я зря сделаю большой круг и приду слишком поздно, добрая Ганнифа.

– Тогда не пользуйся каретой, ты права, ты умна и ловка, ты проберешься к воде, а там тебе легко будет пройти к матери! Можешь не идти к воротам, я скажу тому, кто ждет тебя в карете, что ты прямо побежала туда.

– Ах да, добрая Ганнифа, сделай это! Пойдем скорее! Знаешь, я больше не вернусь сюда, если мне только удастся уйти!

– Ты больше не вернешься сюда?

Сирра потрясла головой.

– У меня свои планы, – прошептала она. – И враги Реции в моих руках. Если они не оставят ее, у меня есть средство наказать их!

– Что ты говоришь? – вскричала удивленная старая Ганнифа.

– Я до сих пор стремилась к этой цели, теперь я достигла ее, – продолжала Сирра, и ее большие темные глаза так грозно сверкнули, что старая Ганнифа совсем испугалась. – Теперь они не посмеют более преследовать бедную Рецию! Но пойдем. Мы должны уйти! Ты говоришь, что ходжа спит?

– Да, Сирра, внизу никого нет.

– И другого сторожа также нет?

– Я его не видала.

– Так убежим отсюда!

– Но куда же ты денешься?

– Не примешь ли ты меня к себе, добрая Ганнифа?

– Я, я? – удивилась она. – Тогда в мой дом будут приходить люди. Что же будет с Рецией и со мной?

– Никто не будет приходить к тебе, никто не должен знать, что я у тебя!

– Так-так! Значит, ты будешь у меня тайно?

– Ты не боишься этого, Ганнифа?

– Я думала только о Реции.

– Не бойся, она не будет более жить в страхе и опасности. Как только я приду к вам, я скажу вам все! Сейчас должна поспешить в Галату к моей матери, чтобы еще увидеть ее и поговорить с нею. Она поступила со мною не как мать, но все-таки она остается ею. Пойдем!

Ганнифа и Сирра тихо оставили верхний этаж и прокрались к старой лестнице. Внизу, в сенях, было мрачно и безмолвно.

Но они обе счастливо вышли в сени и затем через двери из дома. Старая Ганнифа снова заперла дверь. На улице она рассталась с Сиррой.

В то время как та поспешила к берегу, чтобы переехать в Галату, старая служанка, не подозревая ничего дурного, повернула по направлению, где в некотором отдалении находились старые деревянные ворота Скутари. Она очень спешила, чтобы не заставить долго ждать поверенного благородного Гассана-бея – она не думала о том, что шла на смерть, что минуты ее сочтены!

Не было видно ни зги. Небо покрылось облаками, подул сильный ветер.

Старая Ганнифа плотнее закуталась в старый платок и большое покрывало и, сгорбившись, пошла дальше; погода была промозглая, и она сильно продрогла. С минуты на минуту становилось темнее, и накрапывал мелкий дождь.

Старуха дошла до деревянных ворот. Полночь давно уже прошла, нигде не было видно ни души.

Подойдя к воротам, она попробовала взглянуть по направлению платанов, но был такой туман, что она ничего не могла различить. Она знала дорогу и повернула налево – и вскоре встретила перед собой первые деревья и должна была ощупать их руками, так темно было кругом.

– Здесь ли карета? – хотела она закричать и, сгорбившись, прошла еще несколько шагов, чтобы лучше видеть.

В эту минуту кто-то схватил и прижал ее к земле. Это случилось так быстро и неожиданно, что она не смогла даже опомниться. Старая и слабая женщина, она не могла защищаться. Ганнифа чувствовала только, что пришел ее последний час! Она хотела позвать, хотела закричать, хотела обороняться, – но не могла ничего сделать. В смертельном страхе она пыталась сопротивляться, но что значило ее сопротивление в сравнении со сверхчеловеческой силой того, кто неожиданно напал на нее во мраке ночи?

Ни стона, ни крика не сорвалось с ее уст – в последнее мгновение, когда она лежала с оцепенелыми членами, наклонился над своею жертвою тот, кто бросился на нее и душил.

Старая Ганнифа пристально посмотрела в ужасное лицо грека Лаццаро, – и он, казалось, узнал ту, кого, схватил во мраке ночи. Что произошло далее между платанами в камышах, скрыла ночь своим черным покрывалом…

В это самое время Сирра, со свойственной ей ловкостью и проворством, спешила по узким улицам Стамбула, пробираясь по своему обыкновению в глубокой тени домов. Она походила тогда на животное, и если бы действительно кто-нибудь увидел ее тень, скользившую у домов, то никто бы не принял ее за человеческую, так горбата и изуродована, так мала и безобразна была Сирра.

Но в душе ее соединились все добрые начала, – чтобы вознаградить за то, чем обделила ее природа внешне. Она была умна, добра, и поступки ее были благородны. Сирра позволила Мансуру-эфенди использовать ее для своих целей только потому, чтобы низвергнуть его! При этом она следовала не одному внушению своего сердца, но и голосу Золотой Маски. В ее руках были теперь доказательства, чтобы свергнуть и обличить всемогущего шейха. Что у нее были свои собственные цели, он понял из ответа, который дала она султану по приказанию Золотой Маски. И теперь пришло ее время уйти из дома софта.

Но не за себя боролась Сирра! Ее побудило к этому беспрестанное преследование Реции после того, как у ней были уже похищены отец и брат. Преследования шли от кадри, от Мансура и Гамида-кади, – теперь она могла побороться с ними, и она, жалкий урод, хотела воспользоваться тем, чем владела.

Дойдя до набережной, Сирра нашла много каиков, но ни одного лодочника.

Недолго думая она села в лучшую лодку, оттолкнула ее от берега и стала грести одной рукой. Путь через всю гавань в Галату широк, но она быстро проплыла его.

Она привязала лодку к известному ей довольно отдаленному месту набережной, вблизи той улицы, где стоял деревянный дом ее матери.

Она быстро дошла до старого маленького дома. Там все было тихо и темно.

Неужели старая Кадиджа уже умерла? Неужели никто не помог ей в ее предсмертных муках?