дальнейшего сотрудничества коммунистов с Гоминьданом до тех пор, пока в мае преследование коммунистов не приняло повсеместный и систематический характер, а в июле руководство Гоминьдана уже приняло официальное решение изгнать из партии всех коммунистов, а компартию запретить. В очередной раз «оперативность» Коминтерна оказалась, мягко выражаясь, не на высоте: ему потребовался почти год, чтобы собрать VI конгресс (1928) и вернуться к политике первых двух конгрессов, запретив коммунистическим партиям какое-либо сотрудничество с некоммунистическими партиями, особенно со всякими социал-демократами и прочими «прогрессистами». Как мы говорили в предыдущих главах, эта политика тоже провалится — в Германии.

После разгрома коммунистов в Шанхае и Вухане Чан Кайши начал выбивать местные крестьянские советы в Северном Китае. Попытка коммунистов вместе с мобилизованными крестьянами сопротивляться войскам Гоминьдана окончилась поражением и гибелью около 350 тысяч коммунистических партизан и членов советов. Тем не менее Москва (где в июне-июле 1928 года состоялись и VI съезд КПК, и VI конгресс Коминтерна), с одной стороны, запрещала китайским коммунистам

478

как-либо сотрудничать с гоминьдановцами, с другой — сама продолжала поддерживать с ними «дружественные» отношения, настаивая на их сотрудничестве с японцами против Англии и Франции до так называемого Маньчжурского инцидента 1931 года, вызванного якобы терактом китайцев против японской Квантунской армии, что на самом деле было провокацией самих японцев. Квантунская армия захватила Маньчжурию, которую через год Япония сделает своей буферной зоной под названием Империи Маньчжугуо во главе с последним отпрыском китайского императорского рода Пу Ии.

С этого момента Москва настаивает на том, чтобы китайские коммунисты вошли в единый фронт с Гоминьданом против Японии[5].

А коммунистические партизаны и бежавшие от гоминьдановских погромов партийные деятели начали свой «Великий поход» или отход в отдаленные горные районы на северо-запад страны. До своих баз в почти неприступных горах на стыке провинций Шэньси и Юньнань дошло меньше половины отправившихся поход, так как всю дорогу их преследовали войска Чан Кайши. В 1935 году, еще перемещаясь с места на место, уходя от гоминьдановских войск, Мао, вместо того, чтобы объединиться для сопротивления японцам, преследует помещиков так жестоко, что вынуждает их сотрудничать с японцами, что использует затем для организации крестьянско-партизанских погромов «классового врага». В это время войска Чан Кайши оказывают военное сопротивление Японии[6]. Москва настаивает на едином антияпонском фронте. В результате китайские коммунисты, пытаясь перехватить инициативу борьбы с японцами у гоминьдановцев, выпускают призывы к объединению всего китайского народа для борьбы с общим врагом — Японией. Эти призывы падают на плодородную почву, вызывая сочувствие масс, в то время как Чан Кайши продолжает считать (не без основания)

479

коммунистов более опасным врагом, чем японцев, и, не доверяя искренности коммунистов, сначала не реагирует на демарши коммунистического командования относительно создания единого антияпонского фронта. Конечно, коммунисты руководствовались не только патриотизмом и чувством национального долга: единый фронт с Гоминьданом был единственным средством сохранить компартию и китайскую Красную армию после сокрушительного поражения войсками Чан Кайши. Сотрудничество обещало прекращение войны националистов против коммунистических сил, которые были гораздо хуже вооружены, чем националисты, раздеты и голодны. Превращаясь в составную часть национальных вооруженных сил, коммунисты получали необходимые снаряжение и снабжение, в том числе и из-за рубежа после начала Второй мировой войны. Коммунистические призывы к совместной борьбе против японцев, естественно, вызывали патриотический отклик в народе, это придавало им ореол спасителей нации. Хотя под давлением Коминтерна в апреле 1936 года военные действия между войсками Мао и националистами фактически прекратились, и коммунистические войска начали получать снабжение из арсеналов национальных войск, Чан Кайши не мог с этим смириться, тем более, что коммунисты сразу же занялись «политграмотой» в регулярных китайских войсках. В октябре 1936 года Чан Кайши направил одну свою армию в полмиллиона штыков на окружение и уничтожение одной из военных баз коммунистов. Коммунисты ответили заверением в своей преданности идее национального спасения. Но Чан Кайши продолжал приготовления к поголовному уничтожению коммунистических сил. Однако тут один из националистических генералов похитил его и доставил в лагерь коммунистов, которые заставили Чан Кайши подписать соглашение о союзе и едином фронте против Японии. Переговоры с Чан Кайши возглавлял и вел будущий премьер-министр и министр иностранных дел в правительстве Мао, Чжоу Эньлай. Чан Кайши был отпущен в Нанкин после подписания всех договоров под наблюдение Чжоу Эньлая и нескольких националистических генералов — сторонников военного союза с коммунистами. А тут в 1937 году японцы начали уже открытую военную агрессию

480

против Китая. Коммунистические войска были официально интегрированы и подчинены национальному командованию. В августе был подписан пакт о ненападении между СССР и правительством Чан Кайши, после чего Москва усилила свое давление на Мао, требуя от него тесного сотрудничества с националистами. На словах, во всяком случае, Мао на это шел, утверждая теперь, что единый фронт Гоминьдана и КПК определяется «тремя народными принципами:

1. Левое крыло, состоящее из масс руководимых компартией.

2. Центр, состоящий из мелкой национальной буржуазии.

3. Правое крыло помещиков и крупной буржуазии.

Долг партии — расширять и укреплять левое крыло, помогать центру двигаться вперед и менять свою платформу (в пользу коммунистов, конечно. -Д. П.) и бороться с капитулянтскими тенденциями правых[7]. Такова была формально умеренная и терпимая официальная установка Мао в условиях союза с Чан Кайши.

На практике все получилось совсем не так гладко. «Заповедник» Мао — Юньнаньская провинция, была признана по соглашению с Чан Кайши особой самоуправляемой областью Китайского государства. Коммунисты обязывались прекратить любые попытки свержения гоминьдановского правительства, влить свою Красную армию в состав Национальной революционной армии Чан Кайши и прекратить конфискацию земель у помещиков и зажиточных крестьян. В свою очередь, Гоминьдан обязывался прекратить Гражданскую войну против коммунистов, убийства коммунистов, демократизировать систему власти и бросить все силы на борьбу с японцами. Как указывает американский китаевед Хойт, «для обеих сторон это был брак по расчету». Обе стороны не доверяли друг другу. Дальнейшие переговоры между Чжоу Эньлаем и Чан Кайши ни к чему не привели. Чан Кайши настаивал на роспуске Красной армии и распределении красноармейцев и офицеров армии Мао по различным частям регулярных войск. Мао Цзэдуну и Чжоу Эньлаю он предлагал вообще эмигрировать из Китая[8]. А в Юньнане по-прежнему быстрыми

481

темпами шло перераспределение землепользования, коммунистическая индоктринация населения и создание коммунистических кадров на будущее. Тут же создавался культ Мао — основными учебными пособиями были писания и речи Мао, которые зазубривались и воспринимались как неоспоримая догма.

С конца 1930-х по 1945 год армия Мао