Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Запуск переносить крайне нежелательно, — добавил руководитель проекта.
— Не говоря о технических нюансах, в которых я не разбираюсь, — вдруг подал голос Иоанн Касидроу, — важно показать, что террористы нас не испугали, и их действия никак не скажутся на наших планах. Они не победили. Они никогда не победят.
Остальные закивали.
— Иными словами, — директор «Шугуана» повысил голос, — у нас не так много времени, время запуска объявлено, но я не возьму на себя такую ответственность… только на себя. К тому же это не относится к нашим обязанностям…
— Говорить Нам Ену об отце или нет? — подвёл черту Иоанн.
Они опять закивали.
— Он прошёл процедуру, — сказал кто-то, чьего имени и должности компьютер Элизабет не установил. — Теоретически его психика очень устойчива…
— Теоретически это значит, что он абсолютно непредсказуем, — покачал головой руководитель проекта. — Что творится в голове у тех, кто прошёл процедуру, совершенно непонятно. Особенно если учесть, что для Нам Ена и остальных была специальная программа…
— Если не сказать сейчас, — выступил человек из ООН, — то он узнает об этом во время полёта. Не будет ли это хуже?
— Мы исходили из того, что подобные случаи будут иметь место, — сказал руководитель проекта. — Они улетают минимум на десять лет. Психологически они готовы узнать об этом во время полёта… Но именно во время полёта.
Все замолчали.
— Его реакцию сейчас мы предсказать не можем, — добавил он.
— Я хочу услышать ваши мнения. — Директор прижал руку к груди. — Времени не так много, давайте начнём. Лично я считаю… Нельзя ему говорить.
— Присоединяюсь, — сказал руководитель проекта. — Корабль должен стартовать, это самое главное. Это не вопрос о честности перед одним человеком, это вопрос об успехе всего человечества.
— Нет, вы ошибаетесь, — подал голос неизвестный, — если бы вопрос стоял так, вы бы не просили совета. Нам Ен принял решение улететь, он знает, чем это может обернуться, он знает, что его отец смертен, он прошёл процедуру… Если мы боимся его реакции здесь, то как мы можем рассчитывать на него в космосе?
— У нас есть долг и перед ним, — добавил кто-то ещё. — Я поддерживаю. Нужно сказать ему, и сказать немедленно.
— Иоанн, что вы скажете? — спросил директор.
Иоанн вдруг обернулся на Элизабет.
— Давайте спросим её.
Многие в комнате не знали Элизабет, и она почувствовала исходящее от них удивление с оттенком недовольства. Иоанн тоже это почувствовал.
— Подобные вопросы стоит решать близким людям, — сказал он, — Элизабет Арлетт ближе Нам Ену, чем собственная сестра. Ей стоит высказаться.
— Да, — ответила Элизабет. — Вы задаёте неверный вопрос.
Она обвела их взглядом.
— Вам кажется, что вы совершите предательство, если не скажете Нам Ену об отце. Вы думаете, он хочет об этом знать. Но если бы он хотел знать о том, что происходит с его отцом и что происходит здесь, на Земле, он бы не отправился в экспедицию. Он уже там. Для него уже нет пути назад. И он хочет лететь. Он не хочет оставаться здесь. — Она помолчала. — Если он узнает об отце, то в нём проснётся сыновний долг, и он решит остаться. Но это точно не то, чего он хочет.
Хмурое лицо Иоанна тронула печальная улыбка. Руководитель проекта и ещё несколько человек медленно кивнули. Директор смотрел на неё удивлённо. Элизабет продолжила:
— Вы не скажете Нам Ену, что случилось с его отцом. «Зевс» отправится в свой поход, потому что он предназначен для этого. Если вы ищете правильное решение, компромисс между долгом и совестью, то вот он. — Она сделала паузу, давая им время осмыслить услышанное. — Командуйте запуск. Примите на себя ответственность. Поверьте мне, это правильное решение.
«Он должен лететь, — повторяла она про себя, пока произносила эти слова, — он должен лететь, он должен лететь, он должен лететь. В этом смысл его жизни, в этом смысл его любви ко мне, моей любви к нему. Он должен улететь, он не должен остаться. Этого хочет он, этого хочу я, и никому не разрушить наши жизни. Почему именно сейчас, Нам Туен, почему именно сейчас, за тридцать минут до встречи со мной? Почему именно сейчас, почему не днём позже, когда корабль покинет земную атмосферу и не будет пути назад? Нет, именно сейчас, именно в самый неудобный и опасный момент… Я поплачу над тобой позже, я подумаю о тебе позже, а сейчас я обязана убедить этих старых дураков, что корабль должен стартовать, несмотря ни на что. Нам Ен, любимый, он должен стартовать с ТОБОЙ на борту, на Земле для тебя больше нет места. Улетай, ну же, улетай! К своей мечте, в царство твоего бога, улетай скорее, не смотри назад!»
— Думаю, вопрос закрыт, — подытожил Иоанн. — Девушка меня убедила.
Директор молчал. Потом включил коммуникатор. Руководитель проекта кивнул. Остальные присоединились. Директор отдал приказ. Иоанн взял Элизабет за локоть и вывел из комнаты. Они вернулись в зал, где до сих пор не отошедшая от шока публика переметнулась к обзорным окнам и смотрела, как убирают подпорки, отходят на позиции роботы-рабочие, сверхмощные двигатели ракеты начинают разогрев. Стекло затемнили, чтобы вспышка не ослепила наблюдателей, а музыка умолкла, давая возможность в полной мере насладиться рёвом турбин, нараставшим, как вой дикого зверя, сорвавшегося с цепи и теперь приближающегося, всё ближе и ближе…
— Хей, ребята, — раздался голос в рубке космического корабля «Зевс-Четыре», где пятнадцать космонавтов уже зафиксировали себя в креслах и смотрели сквозь опущенные забрала шлемов прямо в голубое небо, — немного музыки перед стартом не желаете?
— С удовольствием, — хором откликнулись они.
— Специально по вашим заявкам, — смеялся диспетчер, — все системы в норме, и мы начинаем… Первая песня для нашего постоянного слушателя, господина… Нам Ена из Пекина! Хит две тысячи двадцатых годов… С платиновой пластинки старушки Адель… «Я припомню тебе всё, что ты мне обещал», господин Нам Ен, это слова вашей девушки, не так ли?
— Точно, — откликнулся тот, — лучше бы мне не возвращаться.
Суеверия? Какая глупость.
Запела Адель, её голос заполнил всё небольшое пространство кабины, и Нам Ен начал постукивать пальцами внутри рукавиц в такт мелодии.
— Я собираюсь припомнить тебе всё, что ты мне обещал, — печально-иронично сообщила она, — и я не отпущу тебя так просто, больше никогда не отпущу! Я припомню тебе всё, и не надейся, что тебе удастся скрыться. Даже если сейчас ты исчезнешь во тьме, однажды я встречу тебя у порога небес, где звёзды сияют, как чистые капли воды. И там-то, там-то я всё тебе припомню, дорогой, я всё тебе там припомню!
Турбины вспыхнули пламенем; взметнулась пыль, ударившись об обзорное окно, шум заглушил все звуки, даже биение сердца, и ракета, несущая на носу «Зевс-Четыре», взлетела ровной линией, сияющей точкой, искристой звездой, исчезая на небосклоне косой дугой, за далёкими облаками прорывая атмосферу, начиная свой долгий путь к Юпитеру.