Когда меня повысят, думал я, когда я стану полноценным репортером, Сидни пожалеет. Когда мое имя будет ежедневно появляться в «Таймс», она заметит его и поймет, что недооценивала меня. Позвонит и будет умолять принять ее обратно.

Возможно, я соглашусь. В конце концов, я же изменился – так может, и она тоже? Из бездельника, торчащего в баре, я превратился в репортера. Кто знает, в кого превратилась Сидни?

В редакции я зашел в туалет и встал перед зеркалом. Я выглядел по-другому. Мудрее? Уверенней? Я не мог сказать точно, но прогресс был налицо. Я сказал своему отражению: очень скоро ты будешь зарабатывать достойные деньги. Может, их даже хватит, чтобы снять нормальную квартиру, без запахов, с отдельной кухней. И отправить маму в колледж. А там – кто знает? Может, и чтобы поухаживать за Сидни. И однажды купить ей кольцо.

Глава 36. Стивен-младший

За несколько дней до конца моей стажировки редактор передал мне небольшую вырезку из утреннего номера «Таймс» от того же дня. Мужчину по имени Стивен Келли застрелили у дверей его квартиры в Бруклине. Полиция сообщала, что произошла перестрелка. Статья содержала всего триста слов, но редактор подчеркнул пять или шесть из них, самые важные. Келли был чернокожий, стрелял в него белый. Что еще хуже, стрелявший раньше был полицейским. Расовый вопрос и так стоял очень остро; имена Говарда Бича и Таваны Броули до сих пор были у всех на устах. Перестрелка могла спровоцировать очередные волнения. Редактор просил меня заняться этим делом, выяснить побольше о Стивене Келли и что-нибудь написать о нем.

Мы с фотографом поехали в Бруклин и постучали в двери квартиры Келли. Когда они открылись, перед нами предстало трое мужчин размером с Макгроу – взрослые сыновья Келли, включая Стивена-младшего. Я сказал, что мы из «Таймс», и нас пригласили войти. Мы сидели в темной гостиной с задернутыми шторами, и сыновья рассказывали хриплыми мрачными голосами об отце, который вырастил их в одиночку. Он был сильный мужчина, говорили они, и одновременно – настоящая наседка, постоянно тревожившаяся о своих «мальчиках». Не так давно они решили встретиться все вместе, чтобы отметить его шестьдесят второй день рождения. Сыновья – шестеро – жили по разным странам, и праздник должен был стать великим воссоединением, потому что все они собирались явиться. Вместо праздника им пришлось встретиться на могиле отца.

Когда настало время уходить, я пообещал сыновьям, что честно изложу все, что они мне рассказали.

– Слушайте, – сказал Стивен-младший, провожая меня до двери, – в некоторых газетах нашу фамилию написали неверно.

– К-е-л-л-и, – сказал я, – так?

– Да.

– Поверьте, я прослежу, чтобы ее напечатали правильно. Я-то знаю, насколько важны имена.

На следующее утро я сидел в новостном отделе и перечитывал свою статью за чашкой кофе. Потом поднял голову и увидел воскресного редактора над своим столом.

– Крутая работа, – сказал он.

– Спасибо.

– Серьезно. Очень здорово вышло. Я слышал, про твою статью сегодня говорили по радио.

– Правда?

– Продолжай в том же духе, и счастливое будущее не заставит себя ждать.

Он отошел, а я откинулся на спинку стула. Кто бы мог подумать, что я стану репортером в «Нью-Йорк таймс»? Я гадал, видела ли статью Сидни и прочла ли ее. Мне хотелось позвонить маме и прочесть материал ей. Но сначала я позвонил семье Келли.

Трубку подняли после первого звонка. По голосу я узнал Стивена-младшего.

– Мистер Келли? Джей Ар Мёрингер из «Таймс». Я просто решил позвонить и поблагодарить вас за то, что уделили нам время вчера. Надеюсь, статья вам понравилась.

– Да. Она хорошая. Вот только – придется вам сказать, – фамилию вы написали неверно.

– Что?

– Вы неверно написали фамилию. К-е-л-л-и.

– Не понимаю! Вчера, у дверей, когда я произнес по буквам К-е-л-л-и, вы сказали «да».

– Я сказал «да», имея в виду, что именно так, неправильно, ее написали в других газетах.

– Ох!

Сердце у меня колотилось так громко, что я боялся, как бы он его не услышал. Мне казалось, что с моим сердцем что-то творится, когда Боб-Коп возил меня в больницу, но сейчас оно билось о грудную клетку, будто собиралось вырваться наружу.

– Простите ради бога, – сказал я. – Мне ужасно жаль. Я не понял, что вы имели в виду.

– Ничего страшного. Но вы уж постарайтесь опубликовать исправление.

– Да. Исправление. Конечно. Я переговорю с редактором. До свидания, мистер Келли.

Я пошел в туалет и выкурил четыре сигареты. Потом сорвал со стены диспенсер с бумажными полотенцами, заехал ногой по металлической урне и лупил кулаком по двери одной из кабинок, пока не размозжил себе костяшки пальцев. Дальше я закрылся в кабинке и попытался решить, что делать дальше. Можно пойти в бар через дорогу и закинуть в себя полдюжины стопок скотча. Но на это у меня еще будет время вечером, в «Публиканах».