– Так вот к чему стремится Тиберий? Сохранить свою должность, подкупив или запугав других кандидатов!

– Остальные отступятся сами, потому что этого потребует народ.

Луций застонал от досады.

– Неужели ты не видишь, куда все это ведет? Если разрешить Тиберию сохранить за собой должность с помощью всяческих ухищрений, это еще пуще сплотит его врагов, которые пойдут на все, вплоть до насилия. И уже будет не важно, выиграет он выборы или проиграет: при любом раскладе его обвинят в попытке установить тиранию. Тиберий находится в очень опасном положении.

Последовало долгое молчание, которое наконец нарушил вздох Луция.

– Не то чтобы я был не согласен с предложением Тиберия о перераспределении земли. Это достойная цель, и она должна быть достигнута и будет достигнута в конечном счете. Если бы только Тиберий избрал более медленный, более постепенный подход…

– Жадные землевладельцы все равно выступали бы против, – произнес хриплый голос.

– Тиберий! – воскликнула Менения, она вскочила, обняла пришедшего и поцеловала в щеку. – Откуда ты?

– Конечно, с Форума, где выступал с речью. День выборов приближается. Я подумал, что, может быть, найду здесь Блоссия.

Тиберий Гракх вырос поразительно красивым молодым человеком: сравнивая с бюстами деда, многие находили его даже более привлекательным. В этот день он казался изможденным: начинало сказываться напряжение кампании по перевыборам. Но, несмотря на усталость, его окружала некая аура. Находившиеся рядом с ним люди ощущали не просто его присутствие, но нечто большее, некие особые чары, то, что греки называли харизмой. Садик Менении казался слишком маленьким, чтобы вместить личность подобного масштаба.

Блоссий поднялся, поприветствовал его, и они обменялись парой приглушенных слов. Потом Тиберий повернулся к Луцию, который остался сидеть и молчал.

– Я нечаянно услышал некоторые из твоих замечаний, Луций. Защищать себя перед недругами мне не привыкать, но, может быть, следовало бы уделить больше внимания тому, чтобы меня лучше понимали друзья.

Луций встал и расправил плечи:

– Я не хотел тебя обидеть, Тиберий. Но здесь, в доме моей матери, я не делаю секрета из моих опасений и свободно высказываю Блоссию свое мнение.

– Блоссий выступил на мою защиту, я уверен. Но даже он не может произнести слов, которые исходят непосредственно из моего сердца, потому что даже он не испытал того, что испытал я за последний год. Менения, можно мне немного вина? А то столько приходится говорить, что горло пересыхает.

Раб мигом принес чашу, и Тиберий жадно осушил ее, но его голос остался таким же хриплым, как раньше.

– Луций, год тому назад, когда началась моя первая кампания по трибунату, я не сильно отличался от любого другого претендента на эту должность: стремился заработать имя и сделать политическую карьеру. Да, я верил в то, что звучало в моих речах, или, точнее, в речах, написанных для меня Блоссием: в необходимость земельной реформы, лучшего отношения к солдатам и так далее. Но все это было для меня не столько целью, сколько средством, позволяющим приобрести популярность у избирателей и начать восхождение по Стезе чести. Чтобы мои речи выглядели убедительнее, я предпринял путешествие по Италии, дабы лично ознакомиться с положением дел в сельской местности. То, что я увидел, поразило и ужаснуло меня. Оказалось, что свободные труженики буквально выметены с плодородных земель, словно какой-то титан приподнял полуостров, наклонил его, и все они скатились под уклон, в Рим, где и топчутся теперь друг у друга на голове. В некоторых районах города, в той же Субуре, на улицах не протолкнуться, до того они перенаселены. А после того как сельскую местность очистили от свободных людей, опустевшие земли заселили снова, только уже рабами. Рабы теперь возделывают земельные участки, рабы проливают пот, трудясь до упаду на виноградниках. Целые армии рабов гнут спины на горстку богачей, прибравших к рукам все угодья. Слова «до упаду» следует понимать буквально: эти рабы падают и умирают прямо там, где трудились. Нет ничего необычного в том, чтобы увидеть мертвого раба, который лежит в поле, в то время как остальные продолжают работать вокруг него под плетью безжалостного надсмотрщика. Рабы стали настолько дешевы и легко заменимы, что с ними обращаются гораздо хуже, чем с домашним скотом.

Тиберий покачал головой.

– Мы все знаем, что эта ситуация существует. Все абстрактно говорим о земельной проблеме, беспокоимся о том, что можно сделать, спорим о действенности тех или иных мер. Но одно дело услышать, и совсем другое – увидеть все самому. Увиденное потрясло меня до глубины души. Однако было еще кое-что, повлиявшее на меня настолько, что я стал другим человеком. Я только что сказал, что сельская местность полностью очищена от свободного населения – но это не совсем так. То здесь, то там еще сохранились наделы мелких землевладельцев, работающих по старинке, всей семьей, с помощью всего нескольких рабов. Эти мелкие наделы окружены огромными латифундиями, они – как маленькие островки старой, традиционной системы землепользования. А поскольку эти мелкие землевладельцы или получили участки в награду за военную службу, или имеют сыновей, которые служат сейчас, то у ворот часто можно увидеть гордо красующиеся трофейные доспехи или копию легионного штандарта. А увидев это, легко почувствовать крепкую связь между процветающим обществом мелких свободных земледельцев, сильной армией и здоровым Римом. Проезжая мимо одного такого хозяйства в Этрурии, я увидел вывешенный на воротах плакат: «Тиберий Гракх, помоги нам сохранить нашу землю!» – Он грустно улыбнулся. – Мое имя было написано с ошибкой, и буквы были корявыми, но этот плакат всколыхнул мою душу. И он был лишь первым из многих, которые мне предстояло увидеть. После этого в каждом сохранившемся мелком землевладении, мимо которого лежал мой путь, даже далеко в стороне от главной дороги, я видел подобные плакаты: «Тиберий Гракх, верни землю бедным!», «Тиберий Гракх, останови нашествие рабов!», «Тиберий Гракх, верни нам землю и работу!», «Тиберий Гракх, помоги нам!». Каким-то образом известие о моей поездке распространялось, опережая меня, от участка к участку, из уст в уста. Ко времени моего возвращения в Рим…

Мало того что Тиберий говорил все это, задыхаясь от волнения, так он вдобавок охрип настолько, что ему было трудно выговаривать слова.

Менения подала ему еще вина. Он отпил, откашлялся и продолжил:

– Миссия, за исполнение которой я взялся, куда важнее меня самого. Политики приходят и уходят, со всеми своими пререканиями, кознями и бесстыдной борьбой за власть. Судьба Рима – вот что имеет значение, судьба Рима и римлян, особенно тех из них, кто кормит город и сражается за него, кто отдает славе Рима свою кровь, пот и семя своих чресл.

Последовало долгое молчание, потом, со слезами на глазах, вперед выступил Блоссий.

– Мой дорогой мальчик! Я горд тем, что был твоим наставником и что ученик превзошел учителя! Ты всегда был умным, дисциплинированным и серьезным, но я никогда и не думал, что маленький сынишка Корнелии когда-нибудь вырастет великаном, отбрасывающим тень на всех нас.