— О чем вы спорите, молодые люди? — возмутился Халид Асаад. — Кто из ваших предков убил больше людей? Что такое галстук? Абсолютно бессмысленная деталь одежды. Что такое штаны? Это женская одежда! Да-да, в наши дни, когда никто уже не ездит верхом, нет смысла носить штаны и подвергать свои чресла бессмысленным мучениям от сжатия и перегрева. Куда лучше мужчинам носить юбки или длинные рубахи. А штаны практическую пользу имеют лишь для женщин — не видно потеков менструальной крови на внутренней поверхности бедер, и не трутся друг о друга жирные ляжки. Это великая глупость мужчин всего мира — ходить в штанах, когда нет необходимости ездить верхом и портить свое мужское здоровье, и все из-за твоих предков, — еще раз подчеркнул старый смотритель Пальмиры, в упор глядя на Лаврова.

Лавров на минуту представил, как заходит на совещание инвесторов какого-нибудь телеканала в юбке: «Здравствуйте, куколки мои!» «Они бы там и офигели от такого нежданчика». Представив это, Виктор улыбнулся.

— Не смейся, не смейся, — проворчал старик, — я дело говорю. — И тут же набросился на Стипа, который тоже улыбался выкладкам старика: — И ты не смейся! Носить никчемушную удавку нам приходится из-за хорватов?

— Из-за французов, мы-то что, мы — славяне, — переобулся на лету тот.

— У меня есть арака — водка из фиников. Давайте выпьем? — предложил хитрый сириец.

— А давайте вздрогнем, — почти хором согласились славяне.

На каждой пьянке наступает такой момент, когда тостом становится последнее слово в разговоре.

— Когда из экспедиции все эвакуировались, мы поняли, что некому вести полевую документацию, и тогда появилась Светлана.

— Ну, давайте за Светлану!

— Только не чокаясь, по православному обычаю, — предупредил Лавров.

— Я уважаю православную веру, — согласился Врлич и выпил очередную стопку финиковой водки, поморщился, закусил и спросил у Виктора: — Кем тебе была Светлана?

Лавров ответил не сразу. Помолчал, расковырял гранат.

— Зачем тебе знать? — оборвал он разговор.

Крепкая финиковая водка подействовала как обезболивающее. Виктор изъявил желание немного пройтись, размяться и развеяться.

— Подожди, Лавров! — окликнул Виктора Стип, догоняя его в тесной прихожей. — Ты ведь любил ее? Любил?

Виктор смотрел в глаза своему сопернику. Да какому сопернику, когда та, ради которой был этот спор, давно ушла из жизни?..

— Как ты допустил, что она погибла? Как?! — сдавленно спросил Стип, в отчаянии схватив Виктора за предплечье.

Лавров посмотрел на руку хорвата, потом ему в глаза, и тот обреченно опустил свою широченную ладонь вниз.

— Я знаю, — с болью в голосе продолжил Врлич. — Она была со мной потому, что я… похож на тебя. Она видела во мне… тебя. Я чувствую это.

— Как бы то ни было, парень, — вздохнул Виктор, — ты заслуживал ее больше, чем я. Хотя бы потому, что вы молоды…

Не говоря более ни слова, он двинулся к выходу.

— Так знай! Ты все равно не будешь моим другом! Я тебе руки не подам! Никогда! — бросил вслед Стип, срываясь на истерику. — Никогда!..

* * *

Этот город заколдован, сбежать из него нельзя. Проходишь километры кварталов, огибаешь храмы, продираешься сквозь колоннады, а на горизонте снова он — этот вечный Тадмор.

У храма Белла Лавров остановился передохнуть. Здесь, под барельефами, он прятался, пытаясь проникнуть в пещеру девяти пророков. Тогда ему было не до изображений над головой, а теперь он их рассмотрел. Сохранились они не в лучшем состоянии, но все же кое-что разглядеть было можно. Вот бог солнца Малакбел с характерным венцом с солнечными лучами, как у христианских святых. Он же — бог плодородия, поэтому рядом с ним на жертвеннике покоятся фрукты, выращиваемые в садах оазиса Тадмор. Дальше изображены воины в римском боевом облачении. Внизу интересный барельеф: верблюд, несущий на себе тент, справа от него — три женские фигуры, закутанные с головы до пят в складчатую ткань. Наверное, такова была повседневная уличная одежда тадморских женщин, характерная ныне для всего мусульманского мира.

Эта традиция закрывать себя полностью тканью, видимо, пришла из времен, когда красивых женщин похищали. Как украл троянский царевич Парис супругу спартанского царя Елену. А еще в пыльном климате Ближнего Востока покрывала защищали тадморских дам от песка пустыни. В Коране, насколько было известно Лаврову, нет требований полностью скрывать женщину от посторонних глаз с помощью тканей, там есть предписания закрывать только первичные и вторичные половые признаки. Интересно, что языческая традиция, требующая прятать женщин под чадрами и паранджами, не была преодолена даже заповедями ислама.

Виктор вспомнил, как вернулась из Эль-Кутейфы Светлана Соломина — в глухой темно-коричневой бурке, которую она удерживала изнутри окровавленными пальцами со сломанными ногтями. Как она в строгой арабской одежде на грани провала доказывала бандиту Мустафе Насери, что Лавров — учитель медресе… Сердце опять сдавила боль.

Музей был закрыт, но в его дворе находилось много каменных саркофагов с барельефами. Как правило, все пальмирские эпитафии были написаны на арамейском языке и отличались краткостью. Начинались они всегда со слова «увы», дальше шло имя умершего: «Увы! Ярхибол, сын Сасана. Увы! Ярхаи его сын».

— Увы, Саломея! — тихо и с горечью произнес Виктор, рассматривая погребальный женский портрет. Возможно, так выглядела легендарная царица Зенобия.

По дороге обратно Лавров вспомнил, как бил себя в грудь предводитель друзов: «Я Дауд аль-Атраш! Потомок Фахр ад-Дина Маани, в Пальмире находится замок моего предка!»

Творение друзского эмира Фахр ад-Дина аль-Маани, жившего в XVII веке, нависает над Тадмором, его можно увидеть из любой точки древнего города. С властью Фахр ад-Дина какое-то время приходилось считаться даже османским султанам. Аль-Маани контролировал Ливан, часть Сирии и Палестины. Но в 1634 году османы разгромили войско друзов, и тадморскую крепость захватили турки.

Для осмотра суровая и аскетичная крепость была не очень интересна. Единственное, что поначалу поразило Виктора, — это огромный ров, выдолбленный в скале. Лавров даже пожалел, что заставил себя до нее добираться сто пятьдесят метров вверх. На самой верхней площадке казалось, что крепость сливается с окружающей местностью, но это обманчивый зрительный эффект — высота была огромная, весь оазис Тадмор как на ладони!

На переднем плане высились руины редких погребальных башен, затем виднелась полоска крепостной стены, которая слева уходила в заросли финиковых пальм, а справа поднималась на небольшую гору. С высоты друзской крепости было особенно заметно, что центральные колоннады города — это лишь небольшой участок, а жилые кварталы древнего Тадмора простираются на север и юг. С запада, из города Хомс, тянулась асфальтовая дорога, поблескивая на солнце. По ней в сторону Тадмора ехал пикап «Хонда Риджелайн», редкий для этих мест. Виктор видел такой на верблюжьих бегах в Хан-аль-Русе.