— Я купила кое-что в кулинарии и как раз собиралась разогреть.

— Это не годится.

— Да ничего, сойдет. Правда. Это мясной пирог.

— Барбара…

Он произнес ее имя так, будто собирался добавить что-то важное. Голос Робина прозвучал негромко, внезапно оттененный чувством, которое Барбара определить не смогла. Она быстро ответила:

— Я купила мясной пирог в магазине Элвиса Патела. Вы там когда-нибудь были?

— Барбара…

Она продолжала с удвоенной решимостью:

— Я как раз шла на кухню, чтобы его разогреть. А тут у вашей мамы начался приступ. Я едва нашла ингалятор. Что я натворила в доме… — Она умолкла. Робин напряженно смотрел на нее, и эта напряженность, в которой для женщины более опытной заключалась бы целая энциклопедия невысказанного, сообщила Барбаре только то, что она вошла в воды более глубокие, чем думала вначале. Он в третий раз назвал ее по имени, и она почувствовала разливающийся в груди жар. Что, черт возьми, означает этот пристальный взгляд? Более того, почему он произнес «Барбара» так же мягко, как она обычно спрашивает: «Еще взбитых сливок?» Она торопливо продолжала: — В любом случае приступ у вашей мамы разыгрался в течение десяти минут с момента моего возвращения, поэтому мне так и не удалось разогреть пирог.

— Значит, ужин вам не помешает, — рассудительно заметил Робин. — Да и мне тоже. — Он взял ее за руку и нежным пожатием направил в сторону лестницы. — Я хорошо готовлю, — сказал Робин. — И я купил бараньи отбивные, которые пожарю для нас. Еще у нас есть свежие брокколи и приличная морковка. — Помолчав, он посмотрел ей прямо в лицо. Это было похоже на вызов, и Барбара не совсем поняла, какого рода вызов. — Вы позволите мне угостить вас, Барбара?

Интересно, подумала она, не употребляют ли теперь слова «угостить вас» в каком-то другом смысле? Если так, смысла этого она не улавливала. Барбара вынуждена была признаться: проголодалась она так, что готова слона съесть. Поэтому Барбара решила, вряд ли их рабочие отношения пострадают, если она позволит Робину что-то быстренько для нее состряпать.

— Хорошо, — проговорила она.

Тем не менее Барбара чувствовала,, что будет гостьей на чужом пиру, если согласится на трапезу, не рассказав Робину о сцене, разыгравшейся между ней и его матерью. По-видимому, он считал ее спасительницей Коррин и, возможно, испытывал сердечную благодарность за ту роль, которую Барбара сыграла в вечерней драме. И хотя она действительно спасла его мать, правдой было и то, что именно она сыграла роль agent provocateur[34]в приступе Коррин. Ему нужно знать. Это только справедливо. Поэтому Барбара высвободила руку и сказала:

— Робин, нам нужно кое о чем поговорить.

Он сразу же насторожился. Барбаре это чувство было знакомо. «Нам нужно кое о чем поговорить» обычно предваряло выяснение отношений, и в данном случае могло относиться к одному из двух: или к профессиональным отношениям, или к личным… если у них, конечно, имелись личные отношения. Барбаре захотелось как-то успокоить его, но она была слишком неопытна по части женских разговоров с мужчинами, поэтому просто выпалила:

— Я сегодня беседовала с Селией.

— С Селией? — Он почему-то насторожился еще больше. — С Селией? Зачем? Что случилось?

— Мне пришлось встретиться с ней в связи с нашим делом…

— Какое отношение имеет к нему Селия?

— Как выяснилось, никакого, но я…

— Зачем тогда с ней говорить?

— Робин. — Барбара коснулась его руки. — Позвольте мне сказать то, что мне нужно сказать, хорошо?

Он выглядел встревоженным, но кивнул, хотя и настойчиво попросил:

— А мы можем поговорить внизу? Пока я буду готовить ужин?

— Нет. Мне нужно сказать вам это сейчас. Потому что в результате у вас может вообще отпасть желание меня кормить. Возможно, вам захочется сегодня же вечером объясниться с Селией.

Он казался озадаченным, но Барбара не дала ему возможности задать вопрос, торопливо продолжив свою речь. Она рассказала о двух разговорах — сначала в банке, с Селией, потом в «Приюте жаворонка», с его матерью. Робин слушал, помрачнев вначале, ругнувшись в середине и потом не произнося ни слова. Когда он не нарушил молчания спустя полминуты после окончания рассказа, Барбара добавила:

— Поэтому мне лучше всего съехать от вас сразу же после ужина. Если ваша мама и ваша подруга считают…

— Она не моя… — быстро перебил он Барбару, но сам же себя и оборвал и затем предложил: — Послушайте, может, поговорим внизу?

— А больше не о чем говорить. Давайте наведем порядок, а потом я соберу свои вещи. Я с вами поужинаю, но потом мне придется уехать. Другого выбора нет.

Она снова присела и начала собирать разбросанные «деньги» и карточки «Монополии», перемешавшиеся с принадлежностями других игр.

Робин остановил ее, схватив за запястье. На этот раз он сжал ей руку довольно сильно и сказал:

— Барбара. Посмотрите на меня.

В его голосе — как и в его хватке — появилось что-то новое, как будто юноша вдруг превратился в мужчину. У Барбары странно дрогнуло сердце. Но она повиновалась. Робин снова помог ей подняться.

— Вы не видите себя со стороны. Я сразу это понял. По-моему, вы вообще не видите в себе женщину, женщину, которой могут интересоваться мужчины.

Вот это да, подумала Барбара, но вслух произнесла:

— Думаю, я знаю себе цену.

— Не верю. Если бы знали, то не рассказали бы о том, что подозревает мама… что подозревает Селия… так, как вы это сделали.

— Я лишь изложила факты, — ровно проговорила Барбара. Ей понравилось, что голос прозвучал даже непринужденно. Но она остро сознавала близость Робина и все, что эта близость подразумевала.

— Вы не просто изложили факты. Вы сказали мне, что не верите.

— Во что не верю?

— В то, что увиденное Селией и мамой — правда. Что я испытываю к вам какие-то чувства.

— И я тоже что-то испытываю. Мы вместе работаем. А когда с кем-то работаешь, возникает дружеская привязанность, которая может…

— Мои чувства выходят за рамки дружеских. И не говори мне, что ты этого не заметила, потому что я этому не поверю. Между нами пробежала искра, и ты это знаешь.

Барбара растерянно молчала. Она не могла отрицать, что с самого начала маленькая искорка между ними пробежала. Но Барбара и вообразить не могла, что из нее может что-то разгореться, а потому поначалу игнорировала ее, а позже старательно гасила. Они были коллегами, а коллегам не стоит крутить друг с другом романы. И даже если бы они не были коллегами, она не настолько глупа, чтобы хоть на мгновение забыть о багаже своих недостатков, особенно о своем лице, фигуре, одежде, грубых манерах и колючем характере. Живет ли на земле мужчина, который разглядит за всей этой шелухой ее истинную суть?