— Где Лео? — спросила Фиона.

— Подождите, пожалуйста, — сказала констебль и оставила их.

Фиона принялась ходить взад-вперед. Лаксфорд ждал. Оба они прислушивались к звукам в коридоре. В следующие десять минут мимо прошло не менее тридцати человек, и затем спокойный мужской голос наконец спросил:

— Сюда?

Дверь открылась.

Увидев их, инспектор Линли немедленно сказал:

— С Лео все в порядке. Мы немного задержались, потому что его осматривал врач.

— Врач? — вскрикнула Фиона. — Он не… Линли взял ее за руку.

— Это всего лишь меры предосторожности. Когда мой сержант привезла его, он был весь в грязи, поэтому мы еще и отмываем его. Уже недолго осталось.

— Но он здоров? Здоров? Инспектор улыбнулся.

— Он более чем здоров. В основном благодаря ему мой сержант осталась жива. Он напал на убийцу и оставил у него на черепе отметину, чтобы тот век помнил. Если бы он этого не сделал, мы бы сейчас здесь не разговаривали. Или, во всяком случае, наша беседа носила бы совсем иной характер.

— Лео? — переспросила Фиона. — Лео это сделал?

— Сначала он обшарил сточную канаву в поисках оружия, — объяснил Линли. — А затем воспользовался монтировкой с ловкостью молодого человека, который с пеленок только и делал, что раскраивал черепа.

Он снова улыбнулся. Лаксфорд понял, что полицейский пытается снять напряжение Фионы, он взял жену за руку и усадил на стул.

— Лео такой шалопай, — сказал Лаксфорд. — Но именно это и требовалось в таких обстоятельствах. А. Вот и он.

И действительно, это был он, на руках у констебля Нкаты — волосы влажные, одежда высушена, но все еще грязная, голова покоится на груди чернокожего констебля. Мальчик спал.

— Дрыхнет без задних ног, — сообщил им Нката. — Ему не давали уснуть, чтобы врач мог его осмотреть, но пока мыли ему голову, уснул. Боюсь, волосы пришлось вымыть туалетным мылом. Ну, дома вы его как следует ототрете.

Лаксфорд принял у констебля сына.

— Лео, Лео, — проговорила Фиона и коснулась его головы.

— Мы ненадолго вас оставим, — сказал Линли. — Когда вы поздороваетесь, мы снова поговорим.

Дверь тихо закрылась, Лаксфорд сел на стул, держа Лео на коленях и удивляясь, какой он легкий, ощущая каждую косточку его тела, словно впервые касался его. Закрыл глаза и вдохнул исходивший от Лео смешанный запах плохо промытых мылом волос и грязной одежды. Он поцеловал сына в лоб, потом в оба глаза.

Веки дрогнули, на Лаксфорда посмотрели голубые материнские глаза. Мальчик моргнул, сфокусировал взгляд. Увидел, кто его держит.

— Папка, — произнес он, потом автоматически поправился, даже изменил голос: — Папа. Привет. Мамуля с тобой? Я не плакал. Мне было страшно, но я не плакал.

Лаксфорд крепче обнял мальчика. Уткнулся лицом в плечо Лео.

— Здравствуй, дорогой, — сказала Фиона, опускаясь рядом со стулом на колени.

— Мне кажется, я правильно поступил, — решительно сказал он матери. — Я ни разу не заплакал. Он держал меня взаперти, и мне было ужасно страшно и хотелось плакать. Но я не стал. Ни разу не заплакал. Я хорошо сделал, да? Думаю, я правильно поступил. — Он сморщился всем лицом, отстранился, чтобы лучше видеть отца. — Что с папой? — недоуменно спросил он у Фионы.

— Ничего такого, — ответила она. — Просто твой папка плачет вместо тебя.