Киренянин снял крест с плеч, два воина стали копать яму, чтобы установить его в глубине между камнями. Иисус опустился на камень и стал ждать. Солнце стояло в вышине, небо было раскалено добела и пусто: ни пламени, ни ангелов, никакого, даже самого незначительного знака, который бы свидетельствовал, что некто следит в высях за происходящим на земле… Сидя так в ожидании и разминая пальцами горсть земли, он почувствовал вдруг, что кто-то стоит перед ним и смотрит на него. Медленно, не спеша он поднял голову и узнал ее.

— Привет тебе, верная спутница, здесь оканчивается мой путь, — тихо сказал Иисус. — Свершилось то, чего ты желала. Свершилось то, чего и я желал. Всю свою жизнь я пытался сделать Проклятие благословением и сделал это. Мы примирились. Прощай, Мать!

С этими словами он медленно помахал рукой грозному призраку. Два воина схватили Иисуса за плечи.

— Вставай, Величайший! — крикнули воины. — Поднимайся на свой престол!

Они сорвали с него одежду, и показалось худое тело, все в крови. Было очень жарко, народ устал драть горло и молча смотрел.

— Дай ему вина, пусть выпьет и приободрится, — сказал один из воинов. Но Иисус отстранил чашу и раскрыл объятия кресту.

— Отче, — тихо сказал он. — Да, свершится воля Твоя.

— Лжец! Подлец! Совратитель народа! — завопили слепые, прокаженные и калеки.

— Где Царство Небесное? Где печи с хлебами? — вопили оборванцы, швыряя в него гнилыми плодами и камнями.

Иисус раскрыл объятия, открыл уста, желая крикнуть: «Братья!» — но воины схватили его, подняли на крест и кликнули медников с гвоздями.

Когда те подняли молотки и раздался первый удар, солнце сокрыло лик свой. Раздался второй удар — небо потемнело и показались звезды. Но это были не звезды, а крупные слезы, падавшие на землю.

Ужас объял народ. Кони, на которых сидели римские всадники, впали в буйство, поднялись на дыбы и пустились в бешеный галоп, топча скопление евреев.

И вдруг тишина овладела землей, небом и всем воздушным пространством, как это бывает перед землетрясением. Симон Киренянин упал лицом на камни, и мир множество раз сотрясся под его телом, повергая Симона в ужас.

— Ох, — простонал Симон, — сейчас земля разверзнется и поглотит нас!

Он поднял голову, огляделся вокруг. Мир словно потерял сознание и бледно дымился в голубом полумраке. Человеческие головы исчезли, и только глаза черными дырами сверлили воздух. Густая стая ворон, учуявших запах крови и устремившихся было на Голгофу, теперь в страхе летела прочь. Тихий, жалобный стон доносился с креста. Киренянин собрался с духом, поднял глаза, глянул вверх, и тут же из уст его вырвался вопль. Не медники приколачивали распинаемого ко кресту, но целый сонм ангелов с молотками и гвоздями в руках спустился с неба и порхал вокруг Иисуса. Одни радостно размахивали молотками, прибивая руки и ноги, другие затягивали тело распятого толстыми веревками, чтобы тот не свалился, а какой-то маленький ангел с розовыми щеками и золотыми локонами держал в руках копье и пронзал им сердце Иисуса.

— Что это? — в страхе прошептал Симон Киренянин. — Сам Бог, сам Бог распинает его!

И тогда — большего страха, большей муки никогда в жизни своей не испытал Симон Киренянин — громкий, душераздирающий, исполненный укора крик разорвал воздух сверху донизу:

— Или! Или!

Ничего больше крикнуть он не мог — хотел, но не мог. Дыхание его прервалось. Распятый опустил голову и потерял сознание.

Ресницы его затрепетали в радостном изумлении: это был не крест, но огромное дерево от земли до неба. Была весна, и дерево от корней до самой вершины покрылось цветом, а на каждой ветке, на самом кончике, сидела птица и пела… Он же стоял во весь рост, прильнув телом к цветущему дереву, и, подняв голову, считал: одна, две, три…

— Тридцать три, — прошептал он. — Столько же, сколько мне лет. Тридцать три поющие птицы.

Глаза его расширились, вышли за установленные им границы, заняли все лицо, так что даже не поворачивая головы, всюду видел он цветущий мир. Его уши — две витые раковины — принимали в себя шум, ругань и плач мира, обращая все это в песню, а сердце его, пронзенное копьем, истекало кровью.

Один за другим сострадательно опадали в безветрии цветы на его оплетенные терниями волосы и на покрытые кровью руки. Так вот, среди этого щебета пытался он вспомнить, кто он и где находится, и вдруг воздух взвился вихрем, сгустился и некий ангел предстал пред ним. В это мгновение и наступил рассвет.

Многих ангелов видел он во сне и наяву, но такого ангела не видел никогда. Какой теплой, какой человечной была его красота, каким нежным был кудрявый пушок на щеках и над верхней губой! Как игриво поблескивали исполненные страсти глаза, словно это были глаза влюбленной женщины или влюбленного юноши. Тело его было худощавым и крепким, ноги от икр до самого верха округлых бедер тоже обволакивал волнующий черно-голубоватый пушок, а под мышками у него пахло желанным человеческим потом.

Иисус вздрогнул.

— Кто ты? — спросил он, и сердце его тревожно забилось.

Ангел улыбнулся, все лицо его стало ласковым, словно человеческое, и он сложил широкие зеленые крылья, словно не желая слишком пугать Иисуса.

— Я то же, что и ты, — ответил он. — Я — твой Ангел-хранитель. Верь мне.

Голос его был проникновенным и ласковым, милосердным и знакомым, словно человеческий голос. Все голоса ангелов, которые он слышал ранее, были строгими и порицали его. Он обрадовался и с мольбой посмотрел на Ангела, желая, чтобы тот заговорил снова.

Ангел понял и, улыбнувшись, решил удовлетворить человеческое желание.

— Бог послал меня усладить уста твои. Много горечи довелось испить тебе от людей, много горечи — от неба, ты страдал, боролся и так и не увидел ни одного сладостного дня за всю свою жизнь. Твоя мать, твои братья, ученики, бедняки, калеки, обездоленные — все, все покинули тебя в последнюю страшную минуту. Ты остался в полном одиночестве, беззащитный на скале во мраке. И тогда Бог-Отец сжалился над тобой.

«Эй, чего ты там расселся! — крикнул Он мне. — Разве не ты его Ангел-хранитель? Спустись вниз и спаси его! Я не желаю, чтобы его распяли, довольно с него!»

«Господи Всемогущий, — с трепетом ответил я. — Не Ты ли послал его на землю для распятия? Для спасения людей? Потому я и сижу здесь беззаботно. Я думал, что такова воля Твоя».

«Да будет распят он во сне своем, испытав при том такой же ужас и такую же муку, как наяву», — ответил Бог.

— Ангел-хранитель! — воскликнул Иисус, схватившись за голову, словно пытаясь удержать ее на месте. — Ангел-хранитель, мальчик мой, я схожу с ума — неужели меня не распяли?!