Паула проглотила остатки своего бутерброда и принялась намазывать новый. Ночью ей удалось поспать всего несколько часов, а от недостатка сна у нее всегла разыгрывался аппетит.

– Нет. Создается впечатление, что в сарае провели генеральную уборку. Турбьёрн обнаружил бумажку лишь благодаря тому, что она завалилась в щель. Тот, кто убирался, просто не заметил ее.

Мартин снова поднял руку.

– Когда Педерсен закончит свой окончательный отчет?

– Каждый раз, когда я спрашиваю, слышу в ответ: «Через пару дней», – ответил Патрик, и в голосе его сквозило раздражение. – У них очень много работы, и они делают все возможное, я это знаю. Но от этого не легче, черт подери. – Прислонившись к мойке, он сложил руки на груди.

– Что говорят родители? Ты знаешь, я всегда говорил, что надо первым делом искать в семье, – проговорил Мелльберг, делая себе гигантский бутерброд из шести ломтей хлеба.

Паула улыбнулась про себя. Она-то знала, что он, как всегда, вернется домой к Рите и заявит, что изголодался и что за весь день у него маковой росинки во рту не было. И добавит, что не понимает, откуда берутся лишние килограммы, – он же ест как птичка.

– Пока они не знают, что именно мы нашли, – ответил Йоста. – Но, само собой, догадываются, что там что-то было. Оба утверждают, что сеновалом не пользовались и что там бывала только Нея. Никого из посторонних ни в сарае, ни возле они не замечали – ни тогда, когда она пропала, ни ранее.

Йоста вопросительно взглянул на Патрика, который добавил:

– Да, кстати, один раз Петеру показалось, что там кто-то шевелится, но, когда он пошел туда, чтобы посмотреть, навстречу ему выскочил кот. Так что наверняка ничего особенного; просто я хотел упомянуть об этом.

– Так какие мы делаем выводы? – спросила Паула. – Возможно, кто-то спрятался на сеновале и напал на Нею? Что-нибудь указывает на сексуальные посягательства? Следы спермы обнаружены?

Ей тяжело было поднимать эту тему, сексуальные посягательства на детей – самое отвратительное, что она знала, однако закрывать глаза на такую возможность они не имели права.

– В таком случае об этом будет сказано в протоколе вскрытия, – проговорил Патрик. – Но, конечно же, кто-то мог поджидать Нею на сеновале. Заманил ее батончиком и… что произошло потом, никто не знает.

– Я зашел в лес позади дома и все там изучил, – сказал Йоста. – Меня интересовало, мог ли кто-то подкрасться оттуда и утащить с веревки трусики, не будучи замеченным в доме. Думаю, злоумышленник так и поступил – идти через двор было бы слишком рискованно. И я обнаружил, что можно совершенно незаметно, скрываясь в кустах, подобраться прямо к стене дома, у которой подвешена веревка. Кроме того, там полно местечек, где можно было бы укрыться и наблюдать за хутором. Возможно, кто-то следил за Неей и заметил, что она часто играет на сеновале. Должно быть, этот человек видел и то, что отец уехал, а на хуторе осталась только мама. Если речь идет о преступнике мужского пола, то он наверняка посчитал, что женщины ему бояться нечего, – иное дело, если б дома был отец.

– Нередко случается, что насильники некоторое время наблюдают за своей жертвой, прежде чем совершается преступление, – тихо проговорила Паула.

Неожиданно бутерброд встал ей поперек горла, и она отложила его, пытаясь проглотить кусок, который уже откусила.

– Само собой, вчера криминалисты прочесали и лес за домом, – сказал Патрик. – Но мы не обнаружили ничего определенного. Конечно, собрали кое-какой мусор, но ничто не привлекло к себе особого внимания.

Он взглянул на Паулу.

– Как дела с поджогом? И попыткой засадить Карима? Вы продвинулись?

Ей так хотелось, чтобы было что ответить, но куда бы они ни обращались, везде заходили в тупик. Никто ничего не знал. Никто не брал на себя ответственность. Возможно, кто-то и процедил сквозь зубы «так им и надо», но дальше этого дело не пошло.

Она глубоко вздохнула.

– Нет, у нас пока ничего нет. Но мы не отчаиваемся. Рано или поздно кто-нибудь проговорится.

– Похоже на то, что это было тщательно организовано? – спросил Мелльберг. – Или подростковая выходка?

Во время всего совещания он держался необычно молчаливо – возможно, все еще стыдясь своей роли в произошедшем.

Некоторое время Паула размышляла.

– Даже не знаю, – ответила она. – Одно знаю точно – тем, кто это сделал, двигала ненависть. Было ли решение принято спонтанно или все заранее спланировано – этого я не могу сказать. Во всяком случае, пока.

Мелльберг, кивнув, погладил Эрнста, лежащего у его ног, и больше не стал задавать вопросов. Паула была благодарна ему за его внезапную серьезность. И догадывалась, с чем это связано. Все утро он играл с Самией, Хассаном и Лео. Он гонялся за ними по всей квартире, притворяясь монстром, щекотал их, так что они хохотали в голос. Вероятно, они давно так не смеялись. Может быть, именно поэтому Паула где-то в глубине души любила этого мужчину, которого выбрала себе ее мама. Никогда в жизни она не призналась бы в этом вслух, однако Бертиль стал для ее детей дедушкой, и то, как он держался дома, забыв о чести мундира, заставляло ее прощать ему весь его высокопарный идиотизм. Скорее всего, Мелльберг будет раздражать ее, пока не испустит дух, однако она уверена: он готов умереть за ее детей.

Кто-то подергал ручку входной двери, и Анника пошла открывать. Она вернулась с запыхавшейся Эрикой, которая, коротко кивнув всем присутствующим, обратилась к Патрику:

– Я вспомнила, какая мысль посетила меня вчера. Лейф Херманссон не покончил с собой. Его убили.

В комнате воцарилась звенящая тишина.

Бухюслен, 1672 год

Два дня миновали. Элин напряженно прислушивалась, когда кто-либо подходил к двери. С тех пор как она попала сюда, ей не давали еды, только немного воды, и ночной сосуд не выносили. Стоило ей чуть повернуться, как в нос ударяла вонь. Единственное, что помогало ей выстоять, – мысль о том, что с каждым часом приближается тот момент, когда Пребен вернется домой и узнает, что случилось.

Наконец дверь заскрежетала и отворилась. В дверях стоял он. Ей хотелось кинуться ему на шею, но Элин устыдилась себя, такой грязной. Она заметила, что его затошнило от запаха.

«Пребен!» – хотелось ей крикнуть, но вышло какое-то карканье. За два дня Элин не произнесла ни слова, и голос ее звучал сипло и надтреснуто. Живот свело от голода, но она знала, что скоро выйдет отсюда. Как ей хотелось поскорее ощутить маленькие ручки Марты, обнимающие ее, мягкое тельце, прижимающееся к ней… Только бы быть с ней – ее не волновало даже то, что им придется скитаться и попрошайничать. С Мартой она готова голодать и мерзнуть.

– Пребен, – снова произнесла Элин; теперь голос слушался лучше.

Он смотрел в пол, вертя в руках шляпу. Тревога сдавила ей сердце. Почему он молчит? Почему не отругает ленсмана и не заберет ее отсюда? Домой к Марте?