Фрейя покачала головой:

– Нисколько. Мы ждали тебя.

– Замечательно. Тогда мы можем идти?

– Сейчас! – Фрейя бросилась к своему гардеробу и вынула пальто. Цвета темной листвы, оно прекрасно дополняло платье. Ларкин был прав: без пальто ей стало бы холодно. – Теперь можно идти.

– Превосходно. – Олдрен улыбнулся, но как-то скованно. Фейри повел их через замок, в котором царила суматоха. Количество слуг, казалось, увеличилось вдвое. Фейри торопливо сновали по комнатам, расставляли букеты цветов, двигали мебель и пытались отчистить все до единого пятнышки с пола и стен, которые Фрейя даже не могла увидеть. К коронации Кирана все должно быть идеальным. Подозревал ли кто-то здесь, в замке, что принц даже не хотел восходить на трон? Или Киран доверился только ей?

– Вы скажете мне, где она! – раздался глубокий голос, прорезавший монотонное бормотание слуг, которые старались делать свою работу как можно тише. Фрейя понятия не имела, кто говорил, но Ларкин напрягся при первых звуках этой речи. – Мне все равно, что сказал принц. Она под моей ответственностью!

Кто бы ни отвечал обладателю громкого голоса, он говорил намного тише, позволяя Фрейе слышать только часть разговора, но принцесса решила, что мужчина, речь которого она слышала, был Хранителем. По крайней мере, это объясняло полное отсутствие уважения к приказам Кирана и реакцию Ларкина.

Фрейя нагнала Олдрена.

– Что случилось? – спросила она.

– Киран арестовал Хранительницу.

– Зейлан? – встревоженный Ларкин подошел к Олдрену с другой стороны.

Тот кивнул.

– Что она натворила?

– Я не должен об этом говорить.

Фрейя поджала губы. Это прозвучало совсем не хорошо. Если советник не может об этом говорить даже с ними, с теми, кто завтра уедет и, вероятно, никогда больше не вернется, должно быть, это было что-то серьезное.

– Она в беде? – не унимался Ларкин.

– Она была взята под стражу, потому что в отношении нее возникло подозрение. В связи с предстоящей коронацией пока просто нет времени рассматривать эту проблему. Вам не стоит о ней беспокоиться, – объяснил Олдрен, ускоряя свои шаги, будто хотел увлечь их подальше от ссоры. Это не понравилось Фрейе; советник явно хотел что-то скрыть от них. Но, возможно, это было только напряжение, ведь, в конце концов, для этого мужчины сегодня тоже был большой день. После того как Киран будет коронован, Олдрен не только официально станет правой рукой короля, но и займет место Оноры во главе совета, и нервозность в голосе и действиях фейри ощущалась, скорее всего, именно по этой причине.

Перед замком стояли великолепные кареты из светлого дерева, ожидая гостей, приглашенных в город на коронацию. Олдрен открыл дверь той, в которую была запряжена четверка беспокойных лошадей, нервно бьющих копытами. Фрейя подобрала подол платья. Тонкая ткань прилипла к пальцам, холодным и влажным от волнения, будто принцесса направлялась на собственную коронацию.

Внутреннее убранство кареты освещалось только стеклянным огненным шаром, потому что шторы на окнах были кем-то задернуты, вероятно, для того чтобы до церемонии коронации можно немного отдохнуть здесь. Ларкин сел на скамью рядом с Фрейей. Олден занял место напротив них, спиной к кучеру. Он постучал по деревянной стенке, и через секунду карета рывком тронулась с места. Колеса, шелестя, покатились по гравийной дорожке. Когда карета достигла ровной дороги, внутри стало спокойнее, и тишина, повисшая между тремя пассажирами, с каждой секундой пути становилась все напряженнее. Минуты текли. Фрейя, нервничая, очертила пальцем контуры пришитого к платью листочка, беспокойно скользя взглядом из стороны в сторону, от пола до потолка кареты. Она совершенно не представляла, как обстоят дела у Кирана, и ее желудок сжимался от волнения. Ей хотелось сейчас быть с ним, держать его за руку и говорить ему о хорошем. Никто другой не сделал бы этого сейчас, тем более что кроме нее и Ларкина здесь, в Мелидриане, было всего двое фейри, которые знали все о его судьбе и заботились о благополучии принца. И один из них сидел в карете вместе с Фрейей. От этой мысли пальцы Фрейи нервно сжались. Она нахмурилась и посмотрела на Олдрена. Тот поймал взгляд девушки, будто только того и ждал.

– Почему ты, собственно, не с Кираном?

Олдрен улыбнулся:

– Я вернусь к нему, как только вы окажетесь на месте.

– Он не должен сейчас быть один.

– Он не один. С ним его мать, – сказал Олдрен, но его голос прозвучал неуверенно, как будто советник сам не верил в то, что королева Зарина могла дать Кирану то, в чем он нуждался.

Фрейя склонила голову:

– Ты знаешь, как он относится к коронации, не так ли?

– Естественно. Я знаю о Киране все.

– Только потому, что ты отнял его у меня тогда, – прошипела Фрейя.

– Я не отнимал его у тебя, – тихо произнес Олдрен. – Он никогда тебе не принадлежал.

Шелк заскрипел в пальцах Фрейи, когда они сжались в кулаки. Возможно, Киран и считал Олдрена своим другом, но этот фейри был одним из тех воинов, которые совершили похищение и убили Окарина.

– Он был счастлив в Амаруне.

– Ключевое слово – «был». Теперь он счастлив здесь.

– Ты ошибаешься.

Она видела это в глазах Кирана, когда он говорил с ней о своей коронации и о фейри. Принц не только не хотел становиться королем, но и чувствовал себя чужим в этом месте и неправильно понятым жителями, желавшими ему смерти. В своих кошмарах Фрейя представляла, как Киран мучается, подвергнутый пыткам острыми инструментами. Во дворце ему, правда, не приходилось истекать кровью, но принца мучили совсем по-другому.

– Откуда ты можешь это знать? – спросил Олдрен, и его правая бровь высокомерно взлетела вверх. – Ты не знаешь Кирана. Ты знала Талона. Сегодня он совсем другой.

– Потому что ты сделал его кем-то другим.

Губы Олдрена скривились в мрачной улыбке, и впервые с момента их знакомства Фрейя смогла разглядеть в его глазах дикость фейри, которой боялись люди. От Ларкина это тоже не ускользнуло, и он подвинулся ближе к ней, хотя внутри кареты и не было места для боя.

– Мы просто помогли ему понять, кто он есть на самом деле.

– Ты внушаешь себе это, чтобы облегчить свою совесть?

– Я ничего себе не внушаю.

– Нет, ты делаешь это. Потому что ты думаешь не о Киране, а только о себе, – нахмурилась Фрейя. Ей пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы не перелезть на другую сторону кареты и не встряхнуть Олдрена как следует.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – вяло ответил тот, словно его утомил этот разговор. – Киран – единственный, о ком я думаю. Все, что я делаю, я делаю для него. Я люблю его.

Фрейя фыркнула:

– Я тоже его люблю.