– Знаю эту красавицу, очень хорошо даже знаю, – ответила Нахапу, продолжая широко улыбаться.

– Мне надо увидеться с ней. Сходи к ней, пусть придет к роднику, мы с Имраном будем там ее ждать.

– И очень даже быстро пойду, и за руку приведу ее туда, – бросив тут же тяпку, направилась она к дому. Потом вдруг остановилась и, обернувшись, нерешительно произнесла: – Дика К,ант, Этот мой говорил, что ты спрашивал о Сате?

– И что? – не понял Алхаст.

– Дика К,ант, я так обрадовалась, когда услышала это. Сарат тоже, конечно, красавица, но по сравнению с Сатой…

Алхаст закрутил головой, словно конь, отгоняющий овода.

– Нахапу, ну хочешь, я поклянусь тебе, что не собираюсь говорить с Сарат ни о любви, ни тем более о женитьбе. Ни с ней, ни с какой-либо другой. По крайней мере, не в ближайшее время. У меня действительно дело к этой девушке и отнюдь не сердечное… Я так и не смог придумать, как мне с ней увидеться, кроме как у родника. Не пойду же я, в самом деле, к ней домой… Так что не беспокойся, никаких чувств у меня к ней нет и вряд ли появятся в будущем.

– Ну, я пойду тогда…

Нахапу прямо в халате, не переодеваясь, чуть ли не вылетела за калитку.

– Мне надо увидеться с Сарат, – сказал Алхаст, как только они с Имраном вышли на улицу. – В тот раз она намекала на кое-какие дела, которые меня интересуют.

– Так Всевышний и создал их для того, чтобы они на что-то там намекали и, конечно же, интересовали нас, – рассмеялся Имран.

– Да перестань ты, я совсем не о том, – Алхаст тоже засмеялся. – Давай-ка сначала дойдем до места. Ты отойди в сторонку, когда мы будем говорить. Боюсь, при тебе она не станет откровенно отвечать на мои вопросы…

Друзья остановили Сарат, возвращавшуюся от родника с полными ведрами.

Девушка поставила их на землю. Одета была Сарат, как всегда, простовато, но в то же время изысканно. Алхаст сравнил ее платье со знаменитой винтовкой Дуски4 – красивое, но несущее смертельную угрозу… и вроде бы нет никакой возможности скрыться от его нацеленного на тебя дула… широчайший простор для глаз… и есть где разгуляться воображению. Но… но у сына Абу было совсем другое дело к дочери Мизан…

И в этот раз ружье, с таким тщанием заряженное Сарат, выстрелило в пустоту, оглушив своим рычащим громом лишь ее саму… Она поняла это, как только подняла глаза на Алхаста…

Как и просил Алхаст, Имран отошел в сторонку ровно настолько, чтобы не слышать их разговор.

– Сарат, вчера в моем доме побывали воры, перевернули всё верх дном, – начал Алхаст. – Я знаю, они искали тот самый тептар, который ты видела у меня. Помнишь? Потом пришли еще люди, предлагали продать его. Сначала наш аульчанин Масхуд, потом другой…

Сарат глубоко вздохнула. Как она ни старалась, Алхаст все же увидел в этом вздохе и разочарование, и глубокую обиду.

– Я знаю, тебе что-то известно обо всем этом. Расскажи мне, Сарат, кто эти люди? Зачем им тептар, написанный отцом для нас, своих детей?

И увидев, как своенравные глаза Сарат бросили на него какой-то неожиданно злой, даже свирепый взгляд, добавил, желая чуть смягчить ее гнев:

– Сарат, я пришел к тебе не как молодой человек к молодой девушке, я пришел как брат к сестре, уверенный, что ты поймешь меня…

Девушка молчала… Долго молчала. На этот раз ей удалось скрыть то, что у нее на душе.

– Алхаст, я не знаю людей, которым понадобился твой тептар. При мне называли имя Масхуда, ну так о нем тебе и самому известно… И зачем он им понадобился, тоже не знаю… Разве ты не прочитал его?

– Конечно, прочитал и очень внимательно.

– Значит, ты должен понимать, зачем он им.

– Что-то, естественно, мне удалось узнать, вернее домыслить. Но хотелось бы знать, кто эти люди, пока они действительно чего-то тут не натворили… Спасибо тебе, Сарат…

– Ты уже уходишь? – удивленно спросила девушка.

– Да. Прости, что оторвал тебя от дел. Прощай.

Сарат посмотрела на Алхаста.

Странное дело. Этот Алхаст не был ни на чуточку красивее или стройнее тех парней, которые бегали за ней чуть ли не толпами. И взгляд какой-то совсем равнодушный, и слова, слетающие с его уст, какие-то пресные и далеко не остроумные. Даже когда стоял рядом, не покидало отвратительное чувство отсутствия присутствующего. Будто и не здесь он, в паре шагов от тебя, а где-то очень далеко, настолько, что, кажется, и не докричишься до него. И огня в глазах не было, даже искорки, чтобы раздуть его нежным девичьим дыханием. И вряд ли он был способен на какое-то тепло –зола одна без единого уголька… Тем не менее мысли Сарат, вопреки ее воле, роились вокруг этого человека… хотя нет, не человека – куска льда. И никак у нее не получалось не думать о нем. Никак не получалось избавиться от надежды, которая родилась и жила в душе, опять-таки наперекор ее воле.

Нет, не хотела Сарат, чтобы Алхаст приходил к ней как брат к сестре. Как же ей этого не хотелось! Она мечтала услышать от него совсем другие слова. Нежные, проникновенные слова, которые каждой своей буковкой просили бы у нее в ответ короткое да. И она произнесла бы это да, подождав ровно столько, сколько этого требовал обычай. И ни секунды больше! Она готова была нарочито тихо, будто стесняясь, вымолвить это слово! Она страстно желала прошептать его, но так, чтобы до него непременно дошел ее голос! Она и шла-то сегодня к роднику с этим да на языке, собираясь преподнести его Алхасту как бесценный дар. Но этот-то, Мареты птенчик, оказывается, вовсе и не желал такого дара и, кажется, совсем не нуждался в нем…

Но тем не менее, даже если Алхаст и не заговаривал с ней сегодня о любви, она продолжала верить, что в ближайшем будущем это все-таки случится. И вера эта ей вовсе не казалась замком, возведенным на тонком льду.

Она не определилась еще, любовь то была или что-то другое, но сына Абу она ощущала только своим. Принадлежащим только ей, Сарат, и никому более. Хотела с ним стоять вот так вот, у родника. И чтобы люди видели их вместе. И доброжелатели ее, и завистники… Все…

И еще. Сарат почему-то казалось, что и Алхасту она не безразлична. Вроде бы и не было никаких оснований так думать, никаких признаков