Я не помню, сколько длилось молчание. У времени есть очень интересное свойство нестись галопом и тянуться улиткой одновременно. Селяне начали вставать и подходить ко мне. Молча. Не сговариваясь. Первыми встали пожилые. Клали руки на плечи поднявшимся было молодым, заставляя сесть обратно, и шли, оставляя цепляющихся за них родных. Не сговариваясь. Не делая никаких особых знаков…

Священник хмурился и молчал. Собственно, правильно делал. Подал бы голос — я точно воспринял бы это за провокацию. Эти бестии умеют завладеть умами так, что и кнехтам не снилось. Одна только инквизиция Вириди Хорта чего стоит, да и здесь начинается нечто подобное. Человек вообще существо внушаемое. Видимо, им тоже нужна своеобразная опора. Иначе не развелось бы столько религий. Но не суть…

Я был весь как туго сжатая спираль. Не понимал. До сих пор не слишком понимаю, как я тогда сдержался. Хотят напасть? Тогда почему так медленно и открыто? Зачем тогда идут и женщины? Стеной встать? Ну глупо же — импульс, и нет их… Может заранее договорились о чем, и потому все отмалчиваются?

— Из нас, кого хочешь зарежь, только семьи не тронь…

Я не помню, кто именно это сказал. Да и неважно. Мысли у них явно сходились. И в глаза мне смотрят. А я не знаю, кровавые они тогда были, или нет. Как я не взорвался тогда от бури в разуме? Сказать, что я был в смятении — ничего не сказать. Нет, я им не верил, хоть и очень хотел. Мечтал, чтобы они набросились! Итернитасу всё равно, каким образом пришла смерть — разница лишь в предварительной боли. Но пытать-то я и не собирался. Зачем мучить, если и так всплеск энергии будет большой. Но они просто стояли и молча смотрели. Даже, наверное, не глаза. Куда-то глубже.

А я мечтал оглохнуть и не слышать их молчания и тихой скорби их родных.

Не удержались, шарахнулись в сторону, когда я приблизился к ближайшей жертве и прикоснулся к её разуму. Не знаю, что именно я искал. Как найти подтверждение благих намерений? Зато удалось расслышать проповедь целиком. Удивил, священник, правда удивил. Как много зависит от контекста и вкладываемого смысла. И да — добровольная жертва. Слышал, но никогда не видел. Как-то не довелось. Или не замечал.

Ой, а мужик-то удивился, что жив остался, хоть и не удержался на ногах! Мне было не до деликатности — я уже схватился за следующего: ближайшего. Остальные «жертвы» непонимающе смотрели на меня, бессистемно хватающего их земляков поочередно, и переглядывались. Но я пока все еще никак не мог решиться. Где подвох?

— Князь, может, ты спроси? Что ищешь, авось подскажем?

Это Всемир опять голос подал. И смотрит так… Ну, перед ним явно неприглядная картина. Я боюсь представить, насколько растрепано и безумно я тогда выглядел. Я достаточно за свои почти пару веков перевидал, чтобы удостовериться, что при должном умении и желании любой взгляд на лицо нацепить можно. А взирающий ещё и наполнит его необходимым или приятным для себя смыслом. Как хочется иногда верить, что тебя понимают, и искренне хотят помочь… Да только как я задам вопрос? Что я ищу? Не знаю! Возможно, надежду. Но так ведь им не скажешь…

Я после этого вопроса остановился тогда… Помню, сцепил руки на затылке и непроизвольно рычал. Вот ещё одна особенность организма, с которой я до сих пор не разобрался. То есть, зарычать зверем нарочно я могу и, так сказать, умею… А вот на эмоциях это лишним бывает. Имею в виду, когда рычать не надо бы — все равно рычишь, а это неудобно. Окружающие пугаются, хоть я этого и не хотел. Неважно. Опять отвлекся.

Вопрос задал, почти как и зарычал тогда. Неосознанно. Будто в полусне проговорился.

— Теперь, небось, слова свои назад возьмешь?

— Отчего ж? Пока живы. И есть ради чего жить… Поступать надо по-человечески. Я так считаю. И они, — он кивнул на своих земляков, — также считают. А вот что ты решил — мы понять не можем.

А я и сам понять не могу. Как это — по-человечески? Я же не человек. И Джастин не человек, хоть к ним и тянулся всегда. Понимаю только, что не хочу. Не хочу я смертей! И кадавров видеть не могу. Тошно от себя же. И молиться уже готов, только некому, чтобы Джастин выкарабкался… А я тут время теряю. Драгоценный ресурс… Невосполнимый. Как и жизнь.

Я тогда очень резко дернулся в сторону — подскочил к Вилфреду. Надо признать, «жертвы» дернулись за мной, явно намереваясь остановить. Скорее всего подумали, что я к их семьям направился. Но ладно. То, что они все-же не безвольные овцы, и при случае в бой вступить могут меня почему-то успокоило что-ли? Не совсем то слово… Видимо, просто убедился, что это не Эйлерт им мозги промыл с покорностью и прочими «полезными» для общества постулатами… В общем, Вилфред их сам жестом остановил, до того, как его коснулся. Повзрослел парень, а я и не заметил. Но сейчас это и не столь важно.

Когда я его, наконец, отпустил, он немного позеленел. Не нарочно в его разуме так долго копался, но мне слишком многое надо было узнать. Краем случайно зацепил воспоминания о девке, но не стал смотреть — виновата или нет, предательства всё равно не прощу. Не до неё было. В общем, достойную смену себе Олаф вырастил. Надо будет отпустить друга в родные края, если пожелает, подальше отсюда… Опять отвлекся.

Вилфред указал на несколько волков. В их разуме я тоже порылся, благо идти никуда не пришлось — все рядом. Вернулся к «жертвам», проверил оставшихся… Дети уже успели к этому времени успокоиться. И вообще стало как-то легче. То есть, я всё также паранойил по-прежнему. Не за себя — за Джастина. Решился попробовать принять предложение старосты. В конце концов, остановить или убить человека я всегда успею — реакция позволяет. Да и глаз не спущу.

А за всеми этими метаниями я и не заметил, как Итернитас переключился с весселя на мои эмоции. И, очень похоже, что селяне, и в особенности дети, его тоже подпитали. Он ещё не до конца отступил, но жрал меня значительно медленней и гораздо более тонкими нитями. А значит, острая необходимость в энергетическом всплеске отпала. Во всяком случае, на время. Как же у меня от сердца отлегло… Но надо было уже