Во мне сражаются надежда и страх. Я вижу их и в Кэле – они вспыхивают в его глазах. Буря бушует в бронзе. Два разных огня.

– Ты обещал, – говорю я шепотом. Пытаюсь разорвать его на части, не шевельнув и мускулом.

Кэл бешено ходит туда-сюда, а потом поворачивается спиной к перилам. Он открывает и закрывает рот, подыскивая слова. Какие-нибудь объяснения. «Он не Мэйвен. Не лжец, – напоминаю я себе. – Он не хочет причинять тебе боль».

Но удержит ли это Кэла?

– Я не думал… Кто в здравом уме захотел бы видеть меня королем после того, что я натворил? Скажи, неужели ты искренне считала, что кто-нибудь предложит мне корону? – спрашивает он. – Я убивал Серебряных, Мэра. Своих сородичей.

Кэл закрывает лицо пылающими ладонями, трет щеки. Как будто хочет вывернуть себя наизнанку.

– Ты и Красных убивал. Кажется, ты сказал, что разницы нет.

– Разница – не обязательно разделение.

Я хмыкаю.

– Ты произносишь прекрасную речь о равенстве, но позволяешь этому негодяю Самосу объявлять себя королем, таким же, как тот, которого мы пытаемся свергнуть. Не лги и не говори, что ты не знал про его условия, про корону Разломов… – Мой голос обрывается, прежде чем я успеваю произнести вслух остальное. Я боюсь, что от этого худшее сбудется.

– Я понятия не имел!

– Правда? – спрашиваю я, подняв бровь. – Бабушка тебе ни на что не намекнула? Ты об этом никогда не мечтал?

Кэл сглатывает, не в силах отрицать свои затаенные желания. Он даже не пытается.

– Мы ничем не можем помешать Самосу. Только не теперь…

Я бью его по лицу. Голова Кэла откидывается от силы удара; так он и остается стоять, глядя на горизонт, который я не желаю видеть.

Мой голос срывается.

– Я говорю не про Самоса.

– Я не знал, – отвечает Кэл, и ветер, полный пепла, уносит его слова.

К сожалению, я верю ему. Теперь злиться труднее, а в отсутствие гнева я ощущаю только страх и жалость.

– Честное слово, я не знал.

Слезы оставляют соленые следы на моих щеках, и я ненавижу себя за слабость. Я только что видела смерть бесчисленного множества людей, немало из которых убила сама. Как я могу плакать теперь? Из-за одного человека, который к тому же еще жив?

Чуть слышно я спрашиваю:

– Настало время, когда я должна попросить тебя выбрать меня?

Потому что это выбор. Он должен всего лишь сказать «нет». Или «да». В одном слове заключена наша судьба.

«Выбери меня. Выбери рассвет».

В прошлом он этого не сделал. А теперь должен.

Дрожа, я касаюсь его лица ладонями и поворачиваю Кэла к себе. Он не может – он смотрит на мои губы, на плечи, на клеймо, открытое теплому ветру, но только не в глаза – и что-то внутри меня ломается.

– Я не обязан на ней жениться, – мямлит он. – Все можно уладить.

– Нет. Сам знаешь, что нельзя.

И я холодно смеюсь над его нелепыми словами.

Глаза Кэла темнеют.

– Ты знаешь, что такое брак для нас… для Серебряных. Он ничего не значит. Он не имеет отношения к тому, что мы чувствуем. И кого любим.

– Ты правда думаешь, что я сержусь из-за свадьбы? – во мне кипит ярость, горячая, дикая. Ее невозможно игнорировать. – Ты правда думаешь, что я хотела бы стать твоей – да и чьей угодно – королевой?

Теплые пальцы дрожат, и их хватка усиливается, когда я начинаю ускользать.

– Мэра, только подумай, что я могу сделать. Каким королем могу стать.

– Зачем вообще нужно становиться королем? – медленно спрашиваю я, подчеркивая каждое слово.

У Кэла нет ответа.

Во дворце, в плену, я узнала, что Мэйвена создала Элара. Превратила сына в чудовище. Ничто на свете не способно изменить его, исправить то, что она сделала. Но Кэл тоже был создан. Все мы кем-то сотворены. И в каждом есть стальной стержень, который невозможно рассечь.

Я думала, Кэл свободен от развращающего действия власти. Как же я ошибалась.

Он был рожден, чтобы стать королем. Для этого его создали. Его создали, чтобы он этого хотел.

– Тиберий.

Раньше я никогда не произносила его настоящего имени. Оно ему не подходит. Оно не подходит нам. Но сколько можно притворяться?

– Выбери меня.

Его руки гладят мои. Я закрываю глаза. И позволяю себе запомнить это ощущение. Как в тот день в Пьемонте, когда нас застиг ливень, я хочу гореть. Я хочу гореть.

– Мэра, – шепчет Кэл. – Выбери меня.

«Выбери корону. Выбери очередную клетку короля. Предай всех, ради кого ты проливала кровь».

Во мне тоже есть стальной стержень. Тонкий, но нерушимый.

– Я люблю тебя, и больше ничего на свете мне не нужно, – его слова звучат неискренне в моих устах. – Больше ничего.

Я медленно открываю глаза. И у Кэла хватает сил выдержать мой взгляд.

– Подумай, что мы могли бы сделать вместе, – бормочет он, пытаясь притянуть меня ближе, но я упираюсь. – Ты знаешь, как я люблю тебя. Больше у меня никого нет. Я совсем один. Ничего не осталось. Не бросай меня.

Мое дыхание обрывается.

Я целую его в память о том, что могло быть и что будет – в последний раз. Губы Кэла кажутся странно холодным; мы оба превращаемся в лед.

– Ты не одинок.

Надежда в его глазах разрывает мне душу.

– У тебя есть твоя корона.

Я думала – я знаю, что такое разбитое сердце. Я думала, что именно это Мэйвен проделал со мной, когда поднялся, оставив меня на коленях. Когда сказал, что на самом деле я ничего о нем не знала. Но тогда мне казалось, что я любила его.

Теперь я понимаю: я не знала, что такое любовь. И даже в малейшей степени не представляла, что такое разбитое сердце.

Стоять перед человеком, который заключает в себе весь твой мир, и слышать, что тебя недостаточно. Что он выбирает другую. Ты – просто тень солнца.

– Мэра, пожалуйста, – он молит отчаянно, как ребенок. – А как, по-твоему, это должно было закончиться? Что, по твоему мнению, должно было случиться?

Я ощущаю его жар, пусть даже мое тело холодеет.

– Ты не обязана…

Нет.

Я отворачиваюсь, не слушая возражений Кэла. И он не пытается остановить меня. Он дает мне уйти.

Шум крови заглушает всё, кроме мыслей. Ужасные идеи, полные ненависти слова, сломанные, искалеченные, как птица без крыльев. Они хромают перед моим мысленным взором, одно хуже другого. «Не избранные, а проклятые». Вот кто мы такие.

Просто чудо, что я не падаю с винтовой лестницы – чудо, что мне удается выбраться наружу, не рухнув. Над головой пылает ненавистно яркое солнце. Разительный контраст с бездной внутри меня. Я сую руку в карман, смутно ощущаю укол и тут же вспоминаю: сережка. Та, что подарил Кэл. При этой мысли впору рассмеяться. Еще одно нарушенное обещание. Еще одно предательство Калора.