– Все нормально. Обойдемся без церемоний, – успокоил Фиби Маркус, нежно покачивая ее в объятиях. – О протоколе можешь не беспокоиться. Диану он не волнует.

Зато меня очень волновала реакция больничного персонала, если они увидят девицу со следами кровавых слез на щеках.

– Теперь ты понимаешь, почему Фиби нельзя ехать в Сальпетриер и сидеть у постели отца, – со своей всегдашней прямотой заявила Мириам.

– Это решаем не мы, а Фиби! – резко напомнил ей Маркус.

– Нет, это решаю я. Не забывай, я – ее создательница! – столь же резко ответила Мириам. – Фиби пока рано оказываться среди теплокровных.

Что, по их мнению, собирается сделать Фиби – откачать кровь из капельницы Эдварда и перекусить на его костях? Я была гораздо больше обеспокоена тем, как отреагируют теплокровные на ее внешний вид.

– Фиби, ты не будешь возражать, если я немного помогу тебе магией? – спросила я, включаясь в разговор.

– Слава богу! – вздохнула Франсуаза. – Я знала, мадам, что вы непременно придумаете какую-нибудь уловку.

– Я думала о маскирующем заклинании вроде того, какое накладывала на себя, когда во мне пробудились магические силы. – Я смотрела на Фиби, будто портниха, собравшаяся сшить ей новой платье. – Тебе, Франсуаза, тоже нужно поехать в больницу, если не возражаешь.

– Bien sûr[46]. Неужели вы считаете, что я брошу мадемуазель Фиби в такую минуту? Но если хотите, чтобы она сошла за человека, надо сделать ее совсем неприметной, – сказала Франсуаза, глядя на свою подопечную. – Вам тогда было проще походить на обычную женщину. Как-никак вы оставались теплокровной.

В XVI веке Франсуаза уберегла меня от совершения сотен больших и малых ошибок. Если бы не она, я со своими феминистскими идеями XXI века наломала бы дров и в елизаветинском Лондоне, и в Праге. Наверное, и в больнице Франсуаза с успехом будет оберегать молодую вампиршу. Одно ее присутствие вселило в меня больше уверенности и оптимизма.

– Там внимание всех обращено на Эдварда, – рассуждала я вслух. – Нужно подобрать Фиби одежду плотную, как рогожный мешок, но достаточно легкую.

В конце концов остановились на плотном поношенном плаще, больше похожем на саван. Он не только скрывал внешность Фиби, но и делал ее ниже ростом. Превратить ее в совсем неприметную девицу я не смогла, хотя теперь на нее не станут оборачиваться.

– Последний штрих, – сказала я, осторожно дотрагиваясь до ее лица, и Фиби поморщилась, словно мое прикосновение ее обожгло. – Тебе больно? – спросила я, сразу же убирая руку. – Я просто хотела сделать так, чтобы твои слезы, если они вдруг появятся, выглядели прозрачными, а не красными.

– У Фиби повышенная чувствительность, – пояснила Фрейя.

– Мы еще не провели полномасштабные тесты и не выяснили всех параметров ее чувствительности. – Мириам покачала головой. – Поверь, Маркус, везти ее в больницу не самая лучшая идея.

– Ты что, запретишь мне везти Фиби в больницу? – спросил Маркус.

– По-моему, ты сам понимаешь, что к чему. – Мириам повернулась к Фиби. – Решение за тобой.

Фиби молнией метнулась из дому. Франсуаза поспешила за ней.

– Я буду держать вас в курсе, – пообещал Маркус, выбегая следом.

Мэтью встретил нас в больничном коридоре, листая медицинскую карту Эдварда. Неподалеку вполголоса совещались врачи и медсестры. Сквозь приоткрытую дверь палаты я увидела Падму и Стеллу, застывших у постели Эдварда, подключенного к аппаратуре слежения и системе искусственного дыхания.

– Как он? – спросила я, дотрагиваясь до руки Мэтью.

– Состояние критическое, но стабильное, – ответил Мэтью, закрывая карту. – Врачи делают все возможное. Где Фиби?

– Идет сюда в сопровождении Маркуса и Франсуазы, – ответила я. – Мы подумали, будет лучше, если я приду раньше… Сам понимаешь.

Мэтью кивнул:

– Врачи сейчас обсуждают варианты хирургического вмешательства.

Открылись двери подъехавшего лифта. В кабине стояла Фиби, справа от нее – Маркус, а слева – Франсуаза. Глаза Фиби скрывались под темными очками. Волосы утратили блеск. На ней был невыразительный, бесформенный плащ оливкового цвета.

– Маскирующее заклинание, – шепнула я Мэтью. – Очень сильное.

– Здравствуй, Фиби, – тихо произнес Мэтью, когда она подошла.

– Где мой отец?

По щекам Фиби продолжали течь слезы. Мое заклинание делало их вполне обычными: ничего, кроме мокрых полосок на щеках.

– В этой палате. С ним твои мама и сестра.

– Он… – Фиби вглядывалась в лицо Мэтью, не решаясь закончить вопрос.

– Его состояние критическое, но стабильное, – ответил Мэтью, повторив то же, что недавно говорил мне. – Сердце перенесло сильный удар. Сейчас врачи обсуждают варианты операции.

Фиби судорожно вдохнула.

– Ты готова войти в палату? – осторожно спросил Мэтью.

– Не знаю. – Фиби стиснула руку Маркуса, отчего его кожа покрылась царапинами и пятнами всех оттенков: от синего и пурпурного до зеленого. – А вдруг Мириам была права? – с ужасом спросила она Маркуса. – Что, если я этого не выдержу?

– Но ведь я с тобой, – попытался успокоить ее Маркус. – Здесь Франсуаза, Диана. И Мэтью тоже.

Фиби слабо кивнула:

– Не оставляйте меня.

– Ни в коем случае, – пообещал Маркус.

Услышав шаги, Падма подняла заплаканное лицо. Стелла бросилась к сестре.

– Он умирает! – Лицо Стеллы опухло от слез; глаза окружали красные воспаленные круги. – Сделай что-нибудь!

– Стелла, врачи делают достаточно, – дрожащим голосом урезонила дочь Падма.

– Нет! Она может помочь отцу лучше врачей. Вылечи его, Фиби! – в отчаянии потребовала Стелла. – Наш отец еще слишком молод, чтобы умирать.

В данный момент Стелла для Фиби была не столько сестрой, сколько теплокровным существом. Ее стремительное приближение, ее нелепые требования любой молодой вампир воспринял бы как агрессию. Фиби зарычала.

Мэтью оттеснил Стеллу к двери. Она была явно не в себе, умоляя всех подряд чем-нибудь помочь ее отцу.

Когда Стеллу увели, Фиби сумела взять себя в руки. Она смотрела на отца, окруженного умными машинами, которые поддерживали его жизнь.

– Мамочка…

– Я знаю, Фиби. – Падма указала на свободный стул. – Посиди со мной. Поговори с отцом. Все эти месяцы он очень скучал по тебе.

Маркус подвел Фиби к стулу, попутно взглянув на Падму. Видимо, хотел убедиться, что мать его невесты адекватно себя ведет в состоянии стресса.

– Это ведь я виновата, – прошептала Фиби. – Я знала, что отец неважно себя чувствует. Но мне хотелось выйти замуж прежде… прежде…