— Ей еще многому придется тебя научить! Придется назвать ее Терпение.

Я не понимал, что в этом смешного, но имя пристало к лошади, и с этого момента кобылу стали звать Терпение.

— Подтянись повыше, прежде чем поднимать ногу, и будь осторожен, не прищеми яйца, — посоветовал мне Гуи и вдруг загоготал. — Извини, я забыл, что тебе это ни к чему. Но думаю, ты был бы не прочь их иметь.

Все мои теплые чувства к нему мгновенно улетучились. Я взобрался на спину кобылы и, обхватив ее шею, с испугом прижался к ней. Упади я — наверняка сломаю ногу или разобью голову!

— Сядь прямо, — начал учить меня Гуи, и Терпение помогала мне своим добрым и всепрощающим нравом.

Я с удивлением заметил, что думаю об этих существах как о людях, а в последующие дни, по пути в Фивы, обнаружил, что они действительно бывают глупыми или умными, подозрительными или доверчивыми, скучными или шаловливыми, дружелюбными или злобными, храбрыми или трусливыми, нервными или флегматичными, терпеливыми или не очень. Их поведение можно было предсказать, но иногда они вели себя совершенно непредсказуемо: короче, по своему нраву они были настолько близки человеку, как только может быть близко существо о четырех ногах. Чем больше я узнавал о них, тем больше хотел узнать. Чем больше я работал с ними, тем больше любил их.

Я ехал верхом на Терпении, а ее жеребенок бежал следом. Табун послушно шел за нами — все триста шестнадцать лошадей. Гуи скакал сзади и подгонял отстающих. С каждой милей я чувствовал себя все более уверенным и опытным всадником, и связь между мной и Терпением становилась все крепче и крепче. Кобыла как будто стала продолжением моего тела. Однако продолжение это было стремительнее и сильнее моих собственных слабых конечностей. Я чувствовал себя настолько естественно на ее крепкой спине, что позже никак не мог избавиться от изумления, когда видел, как мало людей готово последовать моему примеру.

Наверное, ужас проник в души египтян во время побоища на равнине Абнуба. А кроме того, отношение к лошадям Тана, вельможи Харраба, не могло не передаться его войскам. Как бы то ни было, я не мог найти египтянина, который согласился бы сесть верхом на лошадь, если не считать Гуи и спустя много лет царевича Мемнона. Египтяне, разумеется, под моим руководством научились ухаживать за лошадьми и разводить их. Они стали ловкими и смелыми колесничими, но я ни разу не видел среди них человека верхом на лошади, если не считать меня, Гуи и царевича. Даже когда колесницы моего изобретения с легкими колесами на спицах стали сметать все на своем пути и Египет овладел этим творением рук человека, Тан так и не последовал моему примеру, и я ни разу не слышал от него доброго слова по отношению к этим храбрым и трудолюбивым животным, которые мчали его в бой.

Даже спустя много лет, когда лошади стали обычными в нашем царстве, почему-то считалось неприличным и даже скверным садиться на них верхом. Когда наша троица скакала по дороге, простой люд часто трижды сплевывал на землю через плечо и делал знак, защищающий от сглаза, за нашей спиной.

ОДНАКО все это ждало нас в будущем, пока же я вел свой табун по западному берегу реки к Фивам, куда мы и прибыли, к радости моей госпожи и к недовольству командующего египетскими войсками.

— Держи своих проклятых зверей подальше от моих глаз, — заявил мне Тан. Он все еще не простил то, что я обратился к своей госпоже через его голову. По справедливости говоря, у него были причины злиться. Существованию государства и всего народа угрожала опасность. В истории нашей страны еще не было такого случая, когда нашей цивилизации грозила бы гибель от рук варваров.

Асют уже пал, как и весь восточный берег реки до Дендеры. Царя Салита не испугало поражение на реке, нанесенное ему Таном. Его колесницы пронеслись по Египту и окружили Фивы, расположившись под стенами.

Город мог бы выдержать десятилетнюю осаду, если бы среди врагов не было вельможи Интефа. Еще будучи великим визирем Верхнего царства, он тайно приказал соорудить подземный ход под городскими стенами. Даже я, человек, который знал почти все тайны, не подозревал о нем. Вельможа Интеф убил строителей подземного хода и теперь один знал о его существовании. Я не имею ни малейшего представления, зачем ему вообще понадобилось строить подземный ход. Наверное, коварный ум получал наслаждение от выполнения подобных хитроумных замыслов. Весь его дворец был насквозь пронизан тайными дверьми и проходами, как логово лисы или кроличья нора.

Когда вельможа Интеф рассказал царю Салиту о подземном ходе, тот послал в город небольшой отряд своих лучших воинов. Те проникли за крепостные стены, напали на ничего не подозревающих стражников у ворот, перебили их и распахнули главные ворота города перед гиксосами. Их войско хлынуло в Фивы, и уже через несколько часов город был захвачен, а половина его жителей погибла.

С западного берега, откуда Тан командовал теперь нашими войсками, из недостроенного дворца Мемнона мы видели обгоревшие и обуглившиеся трупы на противоположной стороне реки, когда гиксосы сожгли город. Каждый день мы следили за облаками пыли над их колесницами, проносящимися по берегу Нила, и видели блеск наконечников копий, которые они носили на плече, готовясь к неотвратимо приближающемуся сражению.

Хотя флот наш и был ослаблен, Тану пока удавалось удерживать врага на противоположном берегу реки, и за время моего отсутствия он успел отбить одну попытку гиксосов переправиться через Нил. Однако его войска были слишком растянуты, так как приходилось охранять обширные пространства, а гиксосы могли по своему усмотрению выбирать место переправы. Наши шпионы на восточном берегу сообщали, что гиксосы забрали все суда, какие смогли найти, от торговых барок до маленьких лодок. Они взяли в плен множество строителей ладей и теперь заставили их работать на верфях в Фивах. Мы, разумеется, понимали, что вельможа Интеф может дать им необходимые советы по всем вопросам, а он не меньше варвара Салита жаждал захватить сокровища фараона.

Команды боевых ладей оставались при оружии и днем, и ночью. Тану редко удавалось поспать. Ни я, ни моя госпожа почти не встречались с ним, а когда видели его, замечали, как он осунулся и насколько стал вспыльчивым.

Каждую ночь на западный берег прибывали сотни беженцев. Люди всех возрастов обоего пола пересекали Нил на первых попавшихся посудинах. Плыли на маленьких лодках и странных подобиях плотов. Люди посильнее переплывали реку сами. Все отчаянно искали спасения от гиксосов. Они рассказывали нам ужасные истории о насилии и грабежах и, разумеется, снабжали свежими и подробными сведениями о передвижениях войска варваров.

Конечно же, мы радовались им, так как они были нашими соотечественниками и родственниками, но их количество тяжким бременем ложилось на нас. Главные хранилища остались в Фивах, самые крупные стада скота и овец попали в руки врага. Царица Лостра возложила на меня ответственность за сбор всех пищевых запасов и скота, оставшихся на западном берегу. Я составил списки и расписал пайки для населения по мясу и зерну. К счастью, финиковые пальмы щедро плодоносили, запасы рыбы в реке были неистощимы. Гиксосы не смогли бы уморить нас голодом.