В то время, как экзекуция евреев производилась обычно в пределах рабочего лагеря, правда, в месте, укрытом от взоров содержащихся в лагере, для сегодняшней казни я приказал, считая это целесообразным, избрать подходящее место вне лагеря на пустыре, находившемся за стационарным лагерем.

От упомянутых выше трех лиц, которым я поручил произвести расстрел военнопленных, мне было известно, что они, еще будучи в Киеве, принимали участие в массовых экзекуциях многих тысяч человек. И в местном управлении им, уже в мою бытность, поручался расстрел многих сотен людей…»

Я хотел бы привлечь Ваше внимание к одному моменту, еще раз показывающему, какой смысл вкладывали гитлеровцы в слова «экзекуция» и «особо режимное» обращение. Здесь в одной только фразе поставлены четкие знаки равенства между терминами «массовая экзекуция» и «расстрел», а несколько выше расшифровано, что значит «перевозка на грузовике куда-то по близости» и «особо режимное» обращение. Бесспорной является полная идентичность всех этих четырех терминов.

После этого отступления я цитирую дальше:

«Из оружия они имели немецкий пистолет-пулемет, русскую самозарядную винтовку, пистолет ОВ и карабин. Хочу еще подчеркнуть, что я намеревался дать в помощь этим трем лицам гауптшарфюрера СС Венцеля, но это было отклонено унтершарфюрером Фольбрехтом, заметившим при этом, что они втроем вполне справятся с этим делом.

По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров…»

Председатель: Скажите, пожалуйста, эти слова «по поводу обвинения», они имеются в подлинном документе?

Покровский: Это текст того объяснения, тех показаний, которые своему полицейскому начальству дает лицо, подписавшее документ. Лицам, ответственным за проведение экзекуции, вменялось в вину, что по их неосмотрительности и небрежности произошло то, что они именуют «инцидентом», и вот по поводу этого «инцидента» они и дают объяснение.

«…По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров, а заключенные не были способны к бегству ввиду их физических недостатков.

Приблизительно в 15 часов мне сообщили по телефону стационарного лагеря, что один из сотрудников моего отделения, выполняющий это особое поручение, ранен, а один бежал. Я сейчас же направил на подводе к месту экзекуции гауптшарфюрера СС Венцеля и обершарфюрера СС Фрича. Через некоторое время мне вторично сообщили по телефону из стационарного лагеря, что два сотрудника моего отделения убиты».

Перехожу к части показаний Кноппа, данных им своему полицейскому начальству:

«Я хотел бы еще указать на то, что изложенный мною „инцидент“ произошел при второй экзекуции. Ей предшествовал расстрел, примерно, 20 военнопленных, прошедший без инцидентов. Сейчас же, по возвращении, я доложил об этом по телефону командиру в Житомир…

Подпись: Фриц Кнопп, штурмшарфюрер СС.

Верно: Кунтце, оберштурмфюрер СС».

Следующим был допрошен сам палач.

«…Затем по вызову явился ротенфюрер СС Гессельбах Фридрих, родившийся 24 января 1909 г., уроженец Фейдингена из округа Витгенштейн (Вестфалия), и дал следующие показания:

— Вчера вечером унтершарфюрер СС Пааль сообщил мне, что сегодня я должен принять участие в расстреле военнопленных. Позже я получил также соответствующее задание об этом от гауптшарфюрера СС Венцеля в присутствии штурмшарфюрера СС Кноппа. Сегодня в 8 часов утра мы, гаупшарфюрер СС Бергер, унтершарфюрер СС Пааль, унтершарфюрер СС Фольбрехт и я, приехали на взятой на кожевенном заводе машине с шофером, который был украинцем, на участок, находившийся, примерно, в одном-полутора километрах за лагерем, с восемью заключенными нашей тюрьмы, чтобы выкопать могилу. У входа в лагерь по распоряжению Пааля Фольбрехт и я вышли из машины. Этим распоряжением Пааль имел в виду скрыть от содержавшихся в лагере наши намерения и не выдать эти намерения присутствием в лагере большого количества сотрудников СС.

Поэтому погрузку пленных в машину производили только я, Пааль и еще несколько полицейских. Первая группа состояла, по распоряжению Пааля, почти исключительно из безногих.

После того, как я расстрелял первых трех заключенных, вдруг услышал наверху крик. Так как четвертый заключенный был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его и, взглянув затем наверх, увидел, что у машины происходит страшная суматоха. Я и до того уже слышал выстрелы, а тут увидел, как пленные разбегались в разные стороны. Я не могу дать подробных данных о происшедшем, так как находился на расстоянии 40–50 метров. Я только могу сказать, что я увидел моих двух товарищей, лежащих на земле, и что двое пленных стреляли в меня и шофера из добытого ими оружия. Поняв, в чем дело, я выпустил оставшийся у меня в магазине четвертый патрон по заключенным, обстреливавшим нас, вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто бы в меня попали, но потом я понял, что ошибся. Теперь я объясняю это нервным шоком. Во всяком случае я расстреливал патроны второго магазина по беглецам, хотя не мог точно сказать, попал ли я в кого-нибудь из них».

Я могу доложить, что последняя часть показаний Гессельбаха относится к вопросу организации поисков разбежавшихся калек, которые оказались безрезультатными.

Наконец, я хочу процитировать несколько выдержек из документа, идущего в переписке последним. Это — донесение оберштурмфюрера СС Кунтце. Он повторяет, в связи с чем подлежали уничтожению 78 человек после инспектирования лагеря Кальбахом.

«Благодаря своей нетрудоспособности военнопленные представляли… значительный балласт для лагеря… Исходя из этого, гауптштурмфюрер СС Кальбах распорядился, чтобы 24 декабря была произведена экзекуция больных военнопленных.

Ни здесь в управлении, ни в отделении нельзя было установить, по каким именно причинам прежний командир принял этих калек-пленных и отослал их в воспитательно-трудовой лагерь. По-видимому, военные власти предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их „особо режимному“ обращению, ибо, они, вследствие своего физического состояния, не могли быть использованы на какой-нибудь работе.

Итак, гауптштурмфюрер СС Кальбах назначил экзекуцию на 24 декабря около 17 часов. Начальник Бердичевского отделения штурмшарфюрер СС Кнопп сообщил по телефону, что при выполнении означенной „особо режимной“ операции оба работника отделения — унтершарфюрер СС Пааль и унтершарфюрер СС Фольбрехт „подверглись нападению заключенных и были убиты из их собственного оружия…“

Таким образом, из двадцати восьми заключенных четыре были застрелены в могиле, два — при побеге, остальные двадцать два бежали.

Немедленно принятые ротенфюрером СС Гессельбахом меры для поимки беглецов при помощи команды находившегося вблизи стационарного лагеря были целесообразны, но безрезультатны. Все сбежавшие были немедленно объявлены в розысках начальником Бердичевского отделения, о чем были поставлены в известность все полицейские и армейские инстанции. Розыски, однако, будут затруднены тем, что имена бежавших неизвестны. Имеются лишь имена всех подлежавших „особо режимному“ обращению, так что в розыск пришлось объявить и уже казненных и сбежавших.