Из-за одной хижины появилась обнаженная женщина, ее бледное лицо озарял свет ее глаз. За ней следовали трое мужчин. Один из них походил на его отца. Райли повернулся, запнулся за торчащий из земли корень дерева и, пронзительно вскрикнув, упал. Он не знал, услышали ли они его, не стал ждать, чтобы выяснить это. Но когда вскочил и бросился на свет своего фонарика, то услышал у себя за спиной шелест травы под чьими-то ногами.

А потом столкнулся с Чаком и…

В темноте прогремели два выстрела.

– Райли, беги!

От этих слов у него внутри все похолодело, вместе с приливом адреналина накатило сожаление. Он хотел повернуть назад и попытаться спасти Чака, но в голове зазвучал голос матери. Не останавливайся, беги как можно быстрее, тебе уже не помочь ему. Сдавленные крики Чака заполнили ночь.

Райли несся из леса вверх по склону холма, слезы застилали глаза. Мышцы горели, грудь разрывала острая боль, каждый вдох обжигал легкие, каждое движение было очередным шипом, проникающим все глубже в суставы. Стефани едва не наступила на него, когда он рухнул ей под ноги. Задыхаясь, мальчик потянулся к ней, по горящим щекам лились слезы.

– Райли? Я слышала выстрелы, что… О боже.

Тьма, окружавшая опушку леса, сгущалась, текла, как вода, между деревьями, в ней то и дело вспыхивали голубые глаза, как светлячки, пляшущие в воздухе. На тропе появились четыре фигуры.

Стефани присела рядом с Райли.

– Ты в порядке?

Он покачал головой.

– Со мной все нормально, но… – Он заставил себя посмотреть ей в глаза. Сквозь пот и слезы ее лицо выглядело стеклянным, и он едва не подавился словом, застрявшим у него в горле. – Чак.

Мальчику не пришлось больше ничего говорить. Стефани нахмурилась, переводя взгляд на фигуры, стоящие у подножия холма. Мир прекратил кружиться, воздух был неподвижен и тяжел, а луна и звезды безмолвно и осуждающе глядели на них сверху. Лес у подножия холма кишел стражами погребенного бога. Тени вытянулись, превратившись в долговязые фигуры, возвышающиеся над всем сущим. Они стояли среди деревьев и молча смотрели на вторженцев, их глаза окутывали склон холма болезненным светом.

Джейкоб Мастерс отделился от группы, сделал несколько шагов вверх по склону холма. Перед собой он держал идола – талисман, ярко горящий невероятным пламенем.

– Мои дорогие агнцы, вам некуда бежать. Зачем сопротивляться вечности? Мы лишь хотим разделить с вами награду спасения. Нужно лишь предаться сладкому страданию в утробе бога. – Джейкоб повернулся в сторону тропы. Двое темных стражей расступились, и на прогалину вышел Чак Типтри. Глаза у него светились.

– Аминь! – воскликнул Чак.

– Аминь, – вторила ему Сьюзан Прюитт. К ним присоединился Зик, а также отец Райли. Когда Райли услышал, как отец закричал «Аллилуйя», у него скрутило живот.

– Вставай, – прошептала Стефани, помогая ему подняться на ноги.

– Куда мы пойдем? Куда мы сможем пойти? – Его голос надломился, когда он попытался проглотить всхлип.

– В храм, – ответила она.

– В храм? – Он остановился, но она подтолкнула его вперед, оглядываясь через плечо. – Я думал, мы собирались взорвать его?

Но Стефани ничего не сказала, и когда Райли оглянулся, то увидел приближающиеся темные силуэты. Втянув в себя воздух, он бросился за тетей, гадая, что они будут делать, и боясь спросить.

6

«Все это неправильно», – подумал Джек, сходя с последней ступеньки лестницы. Бабушки нигде не было видно. Она спустилась сюда двадцать минут назад, пообещав «все подготовить», пока они относили в яму баллоны с пропаном. А теперь не отзывалась. Он был один в темноте.

Он смотрел вниз с земляной колонны, на которой стояла лестница, восхищаясь жутким голубым пламенем, мерцающим на подсвечниках, встроенных в каменные стены храма. По поверхности плясали тени, заполняя вырезанные на ней письмена – так называемые «Старые Обычаи» его отца, – оживляя их, словно некие примитивные мультфильмы. На усыпанном золой полу валялось несколько пропановых баллонов. Ему показалось, что он услышал далекий треск выстрелов, но звук был приглушенным и мимолетным.

– Стеф?

Она не ответила. Сердце бешено колотилось, худшие воспоминания детства нахлынули потоком льющихся теней. Джек вспомнил, как отец бросил его сюда, и он приземлился на груду земли и костей, сломав при этом руку. При мысли об этом та снова заныла – по всей длине лучевой кости, – старая рана так и не зажила.

Но задолго до того рокового дня он много раз бывал здесь. Это он держал под замком в недрах памяти, чтобы защитить себя, защитить свой рассудок. Глядя на высеченные из камня ступени, ведущие вниз с земляной колонны, он вспомнил, как мать тащила его за волосы, кричащего и сопротивляющегося. Вспомнил, как ледяной страх охватил его, когда он впервые увидел кости других детей, попавших сюда до него. Останки все еще были здесь, полускрытые золой и землей. Из грязи выглядывала челюстная кость и разбитая макушка детского черепа. Привет, – словно говорили они, – не хочешь к нам присоединиться?

Отголоски детских криков преследовали это забытое место. С каждым вдохом он ощущал их присутствие. Невидимые глаза наблюдали из-за этой смертной пелены, тяжесть душ давила на него, сжимала грудь, заставляя сердце биться чаще.

Джек понял, что затаил дыхание, и громко выдохнул. Вокруг трепетали и плясали языки пламени, приглашая его домой. Между двигающихся теней то и дело проглядывали письмена, высеченные на каменных стенах, грубые символы и руны, выстроенные в узоры, вызывающие боль в глазах. В центре лба появилась тупая пульсация, и Джек заставил себя отвернуться.

Пока он наблюдал за пляшущими на полу тенями, его посетила странная мысль. «Именно здесь я и родился». Возможно, не в физическом смысле, но душа всего, чем он стал, появилась из чрева этой пещеры. И он обнаружил, что не хочет ничего, кроме как сжечь ее дотла.

Добравшись до подножия лестницы, Джек увидел на земле отпечатки между неглубокими могилами тех, кто попал сюда до него. Ближе к центру помещения находился каменный алтарь, на котором когда-то стоял идол. Его поверхность была все еще запятнана кровью из отцовских ран. Рядом с алтарем, у ямы, где был похоронен Джейкоб, возвышался земляной холм.

Завеса из теней раздвинулась перед Джеком, и пара мерцающих свечей высветила отверстие в стене. Из разлома вырвался порыв кислого воздуха, отбросив назад волосы, от жуткого смрада скрутило живот.

Отпечатки босых ног вели к входу в туннель. «Должно быть, туда ушла Бабуля, но… это же невозможно». Воздух внутри колыхался, словно