Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем с началом новой навигации пришли в Петербург очередные английские суда с ньюкастельским углем по торговым договорам, заключенным самим господином адмиралом Сиверсом от имени казны. Пригласив с собою обер-комиссара подрядной конторы Иова Микулина и взяв еще комиссара и канцеляриста из контролорской конторы, Соймонов решил лично осмотреть привезенный товар. В трюмах, равно как и в амбарах, где хранился английский уголь еще от прошлых привозов, комиссия обнаружила один «угольный сор», неочищенную мелочь с пылью, которая по указанию адмирала Сиверса принималась по цене значительно превышавшей стоимость отборного отечественного угля. На возражения Соймонова против такового «разорения казенных интересов» гордый Сиверс лишь отмахнулся, заявив, что-де и «самая распоследняя аглинская угольная пыль и сор лутче первейшаго российскаго антрациту», и намекнул не в меру ретивому прокурору, что ему бы не стоило вмешиваться в те дела, которые утверждены лично им — вице-президентом, исполняющим должность президента коллегии. Адмирал не знал, да и не интересовался характером соймоновским, а зря... Для разрешения сего спора Федор Иванович велел «учинить пробу аглинскому углю» и сравнить оный по качеству и цене с русским.
У прокуроров, согласно регламенту, утвержденному еще царем Петром, были довольно широкие права, о которых старались «не помнить» должностные лица как в Сенате, так и в коллегиях. Возможно, что забывали о них за неприменимостью и сами прокуроры. Но Федор Соймонов перед заступлением на должность внимательнейшим образом изучил все инструкции и, зная о своих обязанностях, не собирался упускать и свои права. А заключались они в том, что, по прокурорским представлениям, невзирая на чины и ранги, могли быть привлечены к ответственности за упущения все чиновники, вплоть до вице-президента. Президент коллегии был прокурору не подотчетен...
И вот на одном из заседаний, во вторник, когда, согласно регламенту, слушались дела комиссариатские и экипажные (в четверг шли строительные и провиантские дела, а в субботу — прошения и счетные дела), Соймонов публично зачитал протокол с результатами учиненных проб. Он объявил, что властью, данной ему по присяжной должности, отменяет указ адмирала Сиверса о покупке угля для казенных нужд у английских негоциантов. Спор вышел громкий, какого давно не было. Адмирал и вице-президент в такую запальчивость впал, что, «вскочив с места своего, шляпу схватил и вон пошел»...
А в феврале по сенатскому указу Сиверс был отставлен от службы и назначена комиссия для рассмотрения дел адмирала в бытность его «при Кронштадском канале». Одновременно отставлены были от своих должностей и дети Сиверсовы. В состав комиссии под началом генерал-майора князя Шаховского вошли флота капитаны Соймонов и Андрей Хрущов.
Осенью 1732 года Сенат утвердил образование новой Воинской морской комиссии, призванной «для рассмотрения и приведения в добрый и надежный порядок флота, адмиралтейства и всего, что к тому принадлежит». Председателем комиссии был назначен Остерман, возглавлявший одновременно Коллегию иностранных дел и являвшийся наиболее авторитетным лицом в Кабинете. Вместе с ним в комиссию вошли хорошо знакомые Соймонову вице-адмирал Сенявин и контр-адмирал Дмитриев-Мамонов, да еще вице-адмирал Бредаль и контр-адмирал Головин.
В то время в верхах еще ходили волны перемен. Наум Акимович Сенявин и Василий Александрович Дмитриев-Мамонов «по приятельству» много говорили с Федором Ивановичем Соймоновым о возможностях реорганизации Адмиралтейской коллегии. Нужно было во что бы то ни стало упростить многосложный и громоздкий административный механизм, порождавший по самой природе своей неудобство в управлении флотом и беспорядки в его обширном хозяйстве. Однако такая реорганизация — дело не простое. В истории немало примеров, когда придуманные даже из лучших побуждений административные учреждения оказывались на самом деле тормозом общественного развития.
Наконец, к началу осени на основе предложений, высказанных Сенявиным и Дмитриевым-Мамоновым, Сенат одобрил разделение всего морского управления на две части. В первую должен был войти личный состав флотских служителей, во вторую же — все хозяйственное управление. При этом кригс-комиссарская, казначейская, цалмейстерская, провиантская и контролорская конторы были слиты в одно ведомство, образовали комиссариат и были отданы в подчинение генерал-кригс-комиссару. Обер-сарваерская контора объединена с вальдмейстерской, и, кроме того, учреждены еще три конторы: экипажная, артиллерийская и контора, ведающая фабриками и заводами. Начальники этих контор — генерал-кригс-комиссар, — генерал-директор над экипажем, обер-цейхмейстер и два советника, управляющие фабриками и заводами, во главе с президентом составили собственно коллегию, став ее единственными членами. На должность президента в 1733 году был назначен высочайшим указом граф Николай Федорович Головин, получивший по сему поводу чин полного адмирала. Новый президент вернулся из Стокгольма, где его на посту чрезвычайного посланника сменил Михаил Петрович Бестужев, и с большим азартом принялся за коллежские дела.
Николаю Федоровичу лет около сорока. Он был тощ, и длинен, поговаривали о его скупости и о том, что он охотник до мзды... Но первое действительности не соответствовало. Живучи в Стокгольме, Головин много денег тратил на подкупы, не жалея и собственных средств. Особым умом он не блистал, характер имел осторожный, хотя и мстительный.
В 1708 году Николай Головин был отправлен Петром Первым учиться за границу и попал в Англию, где восемь лет прослужил в королевском флоте для изучения мореходного искусства. Это, естественно, не могло не оставить следа. Все современники отмечают, что граф весьма «привержен ко всему аглинскому».
Деятельность прокурора Соймонова, в общем, не могла не прийтись по вкусу Головину, хотя дело Сиверсов и было связано с любезной его сердцу Англией. Но адмирал с юных лет был приучен к порядку, а посему главное свое внимание обратил на состояние канцелярских дел. Он не оставлял ни одной бумаги без ответа. И вскоре развил такую переписку, что дела стали тонуть в бумажных волнах.
Тем временем Федор Иванович продолжал свою деятельность по выявлению злоупотреблений и прямого казнокрадства среди высших чиновников Адмиралтейской коллегии. Немало шуму наделала по всему Петербургу история спекуляций директора адмиралтейской конторы контр-адмирала Гослера. Соймонов обвинил своего бывшего командира в том, что, скупая железо с разбитых кораблей по 25 копеек за пуд, Мартын Петрович продавал его той же казне по рублю. И таким образом «трудолюбиво поставил» своему Адмиралтейству около семнадцати тысяч пудов металла. В ходе разбирательства это оказалось далеко не единственным прегрешением контр-адмирала. По совокупности вин Гослер также был отрешен от занимаемой должности.
Неуемный, никому ранее не известный Соймонов становится в коллегии весьма заметной фигурой.
