– Будьте любезны следовать за нами, сеньор Бельталь, – сказал он, – и не вздумайте поднимать шум. Надо сделать все тихо и быстро.

– Что? – не понял изобретатель. – Какого черта? Кто вы такой, чтобы мне приказывать? Это что – похищение?

– Не кипятитесь, сеньор Бельталь, – спокойно ответил старик с собачкой. – Мы только выполняем распоряжение сеньора Боувилы. Он просил передать, что с вашей дочерью все в порядке.

– Моя дочь! – простонал изобретатель. Он заскрежетал зубами и угрожающе выставил вперед сжатые кулаки. – Что вы такое говорите? На что ты намекаешь, старая сволочь? – Произнося эти слова, он пытался достать старика кулаком, но тут вмешался силач: он предусмотрительно занял выгодную позицию за спиной у изобретателя и теперь крепко схватил его за руки. Изобретатель закричал что есть мочи: – Спасите! Полиция, меня похищают!

– Здесь вас никто не услышит, – сказал старик с собачкой. – Но не вздумайте кричать в доме, не то всех переполошите и вынудите нас прибегнуть к хлороформу.

Предупреждение вернуло изобретателю способность соображать, и он решил не поднимать шума. «Неужели все это лишь обман? – спрашивал он себя. – Неужели я и моя дочь стали пешками в чьей-то чужой игре без правил?» В голове теснились ответы, смысл которых казался ему гораздо страшнее поставленных вопросов, но душа отказывалась их принимать. Он гнал их от себя с отчаянием человека, только что очнувшегося от волшебного сна и не желавшего возвращаться в жестокую действительность. «Нет, нет, – пытался убедить он себя, – какой смысл в этом безжалостном коварном обмане?» Меж тем на небе появились радужные полоски, и над городом заполыхала алая заря. «Что это? Будто Барселону подожгли сразу с четырех концов», – подумал изобретатель. Мария Бельталь тоже наблюдала за этим красочным величественным рассветом.

– Можно подумать, горизонт лижут языки пламени, – прошептала она. – Как в аду.

Она стояла у окна библиотеки нагая, прикрывшись бархатной занавеской гранатового цвета. Оглянувшись, она увидела разбросанную по ковру одежду, потом опять устремила взор на кровавый рассвет и почувствовала озноб. «Что теперь со мной будет?» – подумала она. В этот момент в саду раздался чей-то крик, и она вздрогнула от неожиданности.

– Что это? – спросила она.

Онофре Боувила уже оделся и теперь с напускным спокойствием раскуривал сигару. Прежде чем ответить, он задул спичку, положил ее в пепельницу и несколько раз затянулся.

– Не знаю, – ответил он. – Может, слуга или погонщик мулов – какая разница?

Крик повторился, Мария опять вздрогнула.

– Это отец, – сказала она тихо.

– Ты о чем? Тебе показалось – просто ты нервничаешь.

Она его не слушала.

– Передай мне, пожалуйста, одежду: я должна посмотреть, что там происходит, – попросила она умоляющим тоном.

Он не двинулся с места. Сквозь сигарный дым она увидела его полуприкрытые глаза; он смотрел на ее оголенные плечи и шею, беззащитно выступавшие из-под гранатовой занавески, на густые спутанные волосы, хрупкую фигурку, грудь, вздымавшуюся от волнения под тяжелыми складками бархата, и умирал от нахлынувшей нежности.

– Я не пущу тебя, – проговорил он, а про себя подумал: «Никогда и ни при каких обстоятельствах я не позволю тебе уйти, потому что люблю тебя, Мария; люблю безумно с той самой минуты, когда впервые увидел тебя двадцать лет назад. Все эти годы я невыносимо страдал, не понимая, что мучаюсь от любви».

– А отец? – услышал он ее голос. – Что ты с ним сделаешь?

– С ним не произойдет ничего плохого, – ответил он.

– Где он сейчас? Что с ним делают твои костоломы? – настаивала Мария Бельталь.

– Его увезут в надежное место, не волнуйся. Разве я способен на действия, которые могут огорчить тебя? – сказал он, натянуто улыбаясь. В этот момент послышался тихий стук в дверь. – Прикройся, – попросил он, – не хочу, чтобы тебя видели, – и громким голосом приказал: – Войдите. – В щель просунулась голова старика. – Все в порядке? – спросил Боувила. Старик молча кивнул. – Хорошо, – сказал Онофре. – Мы скоро выйдем.

Когда старик исчез и закрыл за собой дверь, Онофре Боувила торопливо подошел к столу.

– Можешь выходить, – сказал он и прибавил: – Одевайся, у нас мало времени. – Заметив, что она чего-то ждет, он подумал и сказал: – Хорошо, хорошо! Я не смотрю, хотя не понимаю, кого тебе тут стесняться.

Пока она подбирала с пола одежду, он отвернулся, но продолжал наблюдать за ней краем глаза: он безумно боялся, как бы она, воспользовавшись его минутным невниманием, не сбежала или не ударила по голове чем-нибудь тяжелым. Но у нее и в мыслях не было ничего подобного. Онофре вынул из ящика стола написанное от руки письмо, поставил под ним свою подпись, сложил пополам, засунул в конверт, нацарапал на нем несколько слов, запечатал, пройдясь кончиком языка по краям, и положил конверт на стол так, чтобы он сразу бросался в глаза. Проделав эту несложную операцию, он повернулся к Марии – она застегивала резинки на чулках.

– Готова? – спросил он. Она кивнула в знак согласия. – Тогда пошли!

Взявшись за руки, они вышли в коридор. Когда они спускались по лестнице, Онофре приложил палец к губам и шепнул:

– Тихо! Не дай бог проснется моя жена.

На цыпочках они добрались до входной двери. Там их ждал мажордом с переброшенным через руку пиджаком. Онофре сбросил халат, надел пиджак, потом сунул руку в карман халата, вытащил оттуда бриллиант, завернутый в платок, положил сверток в карман пиджака и похлопал мажордома по плечу.

– Ты знаешь, что надо делать, – сказал он. Мажордом ответил, что знает.

– Не беспокойтесь, сеньор, – добавил он ничего не выражающим голосом.

Не ответив, Онофре Боувила снова сжал руку Марии Бельталь. Они вышли в сад: трава была влажной от росы. На другой стороне моста, там, где занималась кровавая заря, их ждал автомобиль. Онофре Боувила и Мария Бельталь расположились на заднем сиденье. «Ты знаешь, куда ехать», – сказал он шоферу. Пелену утреннего тумана пронзил свет фар, и автомобиль тронулся с места.

Его величество дона Альфонса ХШ одолела глубокая меланхолия, из которой короля не могли вывести ни объявленные им же самим празднества, ни льстивые дифирамбы местных властей, ни злобные перешептывания барселонской элиты, упражнявшейся в пошлых шутках по поводу открытия Всемирной выставки. Стоило ему очутиться во дворце Педральбес, как в памяти ожили воспоминания о страшном событии, случившемся двадцать три года назад. В ту пору он был очень молод и только что заключил брак с принцессой Викторией Евгенией Баттенбергской. Зарядил мелкий надоедливый дождик, но, несмотря на плохую погоду, на пути следования августейшей пары собрались толпы людей, пришедших поглазеть на блестящий кортеж; молодожены вышли из церкви Сан-Херонимо, где состоялась церемония венчания, сели в карету и проследовали к королевской резиденции – Дворцу Орьенте. Когда они проезжали по площади Майор, с верхнего этажа дома бросили бомбу, взорвавшуюся прямо перед каретой. Молодожены были смертельно напуганы, однако не получили ни царапины; его величество похлопал себя по всем частям тела и, убедившись, что остался целым и невредимым, повернулся к жене: