— Пожалуй, — сказала Рози, затушив окурок в чайной чашке, которую больше не использовали по назначению, — нужно написать Тильде.

На девятичасовом автобусе Тильда приехала в Оксфорд. Психиатр, доктор Марриотт, высокий мужчина приятной наружности, пригласил ее в свой кабинет.

— Миссис Франклин, по телефону вы сказали, что хотите поговорить о вашем сыне. — Доктор Марриотт глянул в свои записи. — Об Эрике. Я видел его однажды, пару месяцев назад.

— Доктор Марриотт, я надеялась, что он будет посещать вас регулярно.

Психиатр показал ей на стул, и Тильда села.

— Эрик говорит, что у него нет никаких проблем, — объяснил он. — А я не могу заставить пациента открыться мне, если он сам этого не пожелает.

— Да. Конечно. Понимаю. — Тильда умолкла. В голове у нее шумело.

— Вы волнуетесь за него?

Она попыталась выразить свои страхи словами.

— В последнее время он изменился. Пребывает в эйфории… его прямо-таки распирает от радости… А в чем дело, не объясняет. Говорит, у него есть секрет.

— Секрет?

Тильда качнула головой.

— Не знаю, что и думать.

— Может, у него появилась девушка?

— Доктор Марриотт, вы же его видели. По-вашему, такое возможно? — Однако от этой мысли ей стало не по себе. — Если он встретил девушку, я вмешиваться не буду. В конце концов, ему девятнадцать лет, почти взрослый парень. Просто я в нем иногда вижу маленького мальчика. Напуганного маленького мальчика. — Она вскинула голову. — Я подумала, раз он не хочет к вам приходить, может быть, вы сами его навестите?

— У вас дома?

Не отрывая глаз от его точеного лица, она кивнула. Ей хотелось скрестить пальцы на удачу, пробормотать свое заклинание. «Пусть духи-проказники меня не пугают, пусть голодные черти меня не кусают».

Но доктор Марриотт сказал:

— Видите ли, миссис Франклин, я почти никогда не посещаю пациентов на дому. По моему убеждению, пациентов лучше принимать на нейтральной территории.

Проглотив свое разочарование, она встала, протянула врачу руку.

— К тому же не исключено, — добавил он, провожая ее до двери, — что Эрика нельзя подвергать методу психоанализа. Если вытащить наружу воспоминания, которые он похоронил в душе, возможно, это станет для него слишком тяжелым испытанием. Которое его погубит.

Письмо пришло со второй доставкой почты. У Кейтлин участилось сердцебиение, когда она увидела ирландский штемпель. Она побежала через сад в рощицу, где свиньи и куры щипали желуди и буковые орешки. Сев на серебристый пень, торчавший из ствола бука, она разорвала конверт. «Кейтлин Кинселла, урожденная Канаван» — гласила подпись внизу страницы.

Она начала читать. «Дорогая Кейтлин, словами не передать, как обрадовало меня твое письмо. Оказывается, у меня есть племянница одного возраста с моей дочерью. Такое известие — воистину великое счастье».

В дешевых любовных романах Кейтлин встречалась фраза «Кровь забурлила в ее жилах», но сама она прежде ничего подобного не испытывала. Теперь же, когда она поняла, что ее поиски близятся к завершению, весь ее организм внезапно ожил, за одно восхитительное мгновение она избавилась от подавленности и апатии, не покидавших ее с тех самых пор, как исчез отец. Как будто она коснулась оголенного электропровода или нажала переключатель и снова стала такой, какой была когда-то.

«Я безумно рада, — писала тетя Кейтлин, — что наконец-то получила известие о Даре, узнала, что он преуспел в жизни. Большой дом, лошади, ферма. Это здорово, что он добился всего, к чему стремился».

Кейтлин перевернула страницу. «Мне не совсем понятно, — продолжала тетя Кейтлин, любимая сестра ее отца, — почему ты решила, что твой отец вернулся в Ирландию. Имея чудесный дом и собственные земли, зачем бы он стал возвращаться сюда? Ферму деда унаследовал Брендан, а папа продал магазин уже давно, сразу после смерти мамы. Даре здесь просто нечего ждать». Свинья тыкалась рылом в сандалию Кейтлин; хмурясь, она пинком отогнала животное.

«Дара никогда не вернулся бы в Ирландию, дорогая. Боюсь, ему нельзя (жирно подчеркнуто) возвращаться сюда. Я до сих пор ужасно по нему скучаю, но должна сказать тебе, что здесь он — нежеланный гость. Он назанимал денег у наших соседей, а долги не отдал. Вот уже семнадцать лет я не видела Дары и не получала от него вестей».

Далее тетя рассказывала о своей семье, приглашала племянницу в гости, но Кейтлин все это мало интересовало. Она внимательно перечитала второй абзац, обдумывая каждое слово.

«Вот уже семнадцать лет я не видела Дары и не получала от него вестей».

От отчаяния у нее гудела голова, она судорожно искала объяснения, которое принесло бы ей утешение. Письмо выпало из руки Кейтлин. Надежда угасла, последние иллюзии рассеялись, и на какое-то время она впала в уже знакомое ей состояние опустошенности. В этот момент она впервые поняла, что ее отец либо погиб, либо бросил ее. И то и другое было невыносимо, но других вариантов не было. Если отца и впрямь нет в живых, она плохо представляла, как сможет смириться с такой утратой. Если он решил бросить ее, значит, она его недостойна. Он видел ее насквозь, знал, что она — дурной человек. Иначе почему он ушел? В конце концов, она ведь и в самом деле скверная девчонка. Кейтлин, редко копавшаяся в себе, сейчас беспристрастно оценивала свое поведение, признавая, что она вероломна, эгоистична, безнравственна. Стремясь заполучить в свое полное распоряжение целую комнату, она превратила жизнь Мелиссы в ад, тем самым вынудив ее уехать к отцу во Францию. И хотя ей нет еще и шестнадцати лет, она уже вступала в половую связь с двумя мужчинами. Она вспомнила себя на заднем сиденье машины Мартина Деверу — трусики спущены к лодыжкам, юбка задрана до пояса. Вспомнила, как лежала в постели Джулиана Паско. Вспомнила все, что он с ней делал. Мужчины ведут себя так только с распущенными женщинами. Порядочные девушки не отдаются мужчинам. Порядочные девушки берегут свою честь до замужества.

Кто-то ее окликнул, она не подняла головы. Чья-то рука робко коснулась ее плеча.

— Кейтлин, не п-п-плачь.

Она подскочила, будто он ее ударил.

— Не трогай меня!

— П-п-прости. — Эрик отступил на шаг.

Пустота вернулась, она была уверена, что навсегда. Глядя на Эрика, на его втянутую в плечи голову, на щель между зубами, Кейтлин вспомнила, что она пыталась влюбить его — даже его — в себя. От этой мысли ее затошнило.

Эрик достал из кармана носовой платок, протянул ей.

— Вот. Д-д-держи.

— Оставь меня в покое.

Но он не уходил. Стоял, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, в грязных штанах, в свитере ручной вязки с дырами на локтях, и пялился на нее с выражением скорбной преданности на лице. Ей хотелось оттолкнуть его, ударить, но она лишь тихо сказала: