Во время отпуска Горбачева первыми лицами в Москве становились вице-президент СССР Геннадий Янаев и председатель Кабинета министров СССР Валентин Павлов. Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов также ушел в отпуск и улетел отдыхать на Валдай. Во главе ЦК КПСС Горбачев оставил члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Олега Шенина. Заместитель Генерального секретаря ЦК Владимир Ивашко был болен и находился в больнице. Но немалая реальная власть оказалась в эти дни в руках еще нескольких человек, которые были к тому же самыми решительными противниками Союзного Договора. Речь идет о Председателе КГБ СССР Владимире Крючкове, министре обороны СССР маршале Дмитрии Язове, секретаре ЦК КПСС и заместителе председателя Совета Обороны при Президенте СССР Олеге Бакланове и о руководителе аппарата Президента СССР и помощнике Генерального секретаря ЦК КПСС Валерии Болдине. Болдин был мало известен общественности, однако он работал помощником Горбачева еще с 1981 г. Поэтому для многих высших должностных лиц страны участие Болдина в событиях августа было признаком согласия на предстоящие действия самого Горбачева. Эти люди и раньше получали нередко указания и распоряжения президента и генсека не от него лично, а от руководителя его канцелярии. Дел было так много, а положение в стране было столь тяжелым, что многим казалось, что Горбачев намеренно и демонстративно ушел в отпуск в решающие недели, чтобы развязать руки своим ближайшим соратникам.

Инициатива первых встреч и разговоров о судьбе Советского Союза после подписания Союзного Договора исходила главным образом от В.А. Крючкова. Однако он не был главной фигурой развернувшихся вскоре событий. Такого лидера в августовской Москве вообще не было, и никто на эту роль не претендовал. Но Крючкову было легче и проще проводить разного рода консультации, не привлекая чрезмерного внимания. К тому же он располагал наибольшей информацией о положении дел в обществе, в государственном аппарате и в российском руководстве. Еще перед тем как сесть в самолет, направлявшийся в Крым, Горбачев сказал провожавшему его Крючкову, имея в виду главным образом деятельность Б. Ельцина: «Надо смотреть в оба. Все может случиться. Если будет прямая угроза, то придется действовать». Примерно то же самое Горбачев сказал и Янаеву: «Геннадий, ты остаешься на хозяйстве. При необходимости действуй решительно, но без крови». На заседании Кабинета министров, который собрался в неполном составе 3 августа, Горбачев также сказал: «Имейте в виду, надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть до чрезвычайного положения». В рамках этих именно поручений и прошла первая встреча В.А. Крючкова с маршалом Д.Т. Язовым на одном из секретных объектов КГБ на окраине Москвы. В этой встрече участвовали О. Бакланов и В. Болдин. Это было вечером 6 августа 1991 г. Но уже на следующий день началась разработка первого варианта той системы мероприятий, которые были необходимы в случае чрезвычайного положения. Технические детали этой системы мероприятий Д. Язов поручил разработать командующему воздушно-десантными войсками Советской Армии генералу Павлу Грачеву, который был назначен на этот пост лишь в начале 1991 г. От КГБ в этой работе участвовал заместитель начальника ПГУ КГБ и недавний помощник В. Крючкова генерал В.И. Жижин. Через несколько дней в эту работу включились и специалисты из МВД СССР. Сам министр внутренних дел СССР Борис Пуго находился на отдыхе в Крыму, но он был достаточно хорошо информирован о положении дел в стране и в Москве, и его настроения мало отличались от настроений Д. Язова и В. Крючкова. В течение следующих 7 дней – от среды 7 августа до среды 14 августа – в работу по подготовке документов и конкретных мероприятий, связанных с введением в стране чрезвычайного положения, включалось все больше и больше людей на разных уровнях, но главным образом из силовых ведомств. Крючков, Язов, Бакланов, Шенин, Янаев, Болдин, Павлов и другие почти ежедневно звонили Горбачеву в Форос, информируя его о ситуации в стране и в Москве. Президенту не сообщали разного рода технических подробностей о подготовке чрезвычайного положения в СССР, но речь шла о том, что ситуация выходит из-под контроля. Все собеседники и с той и с другой стороны понимали, к чему идет дело, но никто не хотел принимать окончательного решения. Горбачева очень раздражали телефонные звонки его соратников и их намеки. Он уже все почти решил для себя и обдумывал самые крупные перемены в своем окружении. Поэтому он уходил от ответа, ссылаясь на плохое самочувствие и обострение радикулита.

О тайных договоренностях, достигнутых Горбачевым, Ельциным и Назарбаевым, не знал почти никто. Но и последний вариант Союзного Договора, согласованный 23 июля 1991 г. в Ново-Огареве, также не был опубликован, хотя текст этого документа имелся уже у нескольких десятков человек. Совершенно неожиданно этот документ был опубликован утром 15 августа газетой «Московские новости». «Общественное обсуждение документа, который может изменить судьбу миллионов людей, – писала газета, предваряя свою сенсационную публикацию, – должно начаться как можно раньше». Общественное обсуждение проводить было, конечно, уже невозможно, так как подписание Союзного Договора было назначено на 20 августа. Однако на следующий день, 16 августа, проект Союзного Договора был опубликован во всех главных газетах Советского Союза. Даже не слишком большому специалисту в вопросах государственного строительства было очевидно, что в туманных формулировках скрывается цель не модернизации или демократизации Советского Союза, а его фактическая ликвидация в качестве единого и централизованного государства. На месте прежнего СССР предполагалось создание нового весьма рыхлого конфедеративного государства – Союза Советских Суверенных Республик, лишенного какой-либо скрепляющей его национальной, политической и идеологической концепции. К тому же стало известно, что новый Союзный Договор готовы подписать только три республики – Российская Федерация, Казахстан и Узбекистан. Белоруссия и Таджикистан все еще колебались, а Украина, Туркмения, Азербайджан и Киргизия обещали принять свое решение осенью 1991 г., и было много признаков того, что это решение будет не в пользу вступления в новый Союз республик. Литва, Латвия, Эстония, Армения, Молдавия и Грузия уже достаточно ясно высказались против подписания нового Союзного Договора и не участвовали в его обсуждении. В такой обстановке было совершенно непонятно: кто и как будет управлять страной после 20 августа? Какие законы будут действовать на территории «бывшего» Союза? Какие органы власти будут сохранены, а какие упразднены? Какие люди и какие партии возглавят новую и неизвестную миру конфедерацию? Какая судьба ждет в этой конфедерации КПСС? Все это не было прописано в проекте Союзного Договора.

Михаил Горбачев был крайне разгневан публикацией проекта Союзного Договора и требовал найти и наказать виновника «утечки». Однако в стране уже проводилась политика «гласности», и газеты могли не сообщать об источниках своей информации, да и времени для какого-то расследования уже не было. Многие высшие чиновники, партийные и военные лидеры были в недоумении, даже в шоке: они не находили в структуре будущего Союза никакого ясного места для своих учреждений. Собравшаяся в срочном порядке Коллегия КГБ СССР констатировала, что безопасность как прежнего, так и «нового» СССР не может быть надежно обеспечена после подписания Союзного Договора. О том же говорилось и на заседании Кабинета министров, собравшегося 16 августа в неполном составе, – многие министры находились в отпуске. В руководстве Верховного Совета СССР и раньше проект Союзного Договора вызывал множество возражений, и его ратификация была под сомнением. Хотя руководители Совета Союза и Совета Национальностей Верховного Совета Иван Лаптев и Рафик Нишанов, а также Председатель Верховного Совета Анатолий Лукьянов знали текст Союзного Договора, согласованный 23 июля, и поставили свои подписи под проектом, но сомнения остались. Так, например, А. Лукьянов высказывал в кругу близких ему лиц мнение, что этот проект существенно расходится с формулой Всесоюзного референдума. Лукьянов высказывал мнение, что новый проект договора, в случае его подписания, может разрушить единое экономическое пространство Союза, единую банковскую систему, а также системы союзной собственности, налогов и бюджета. «Война законов», по мнению Лукьянова, может только усилиться, а разумная преемственность в работе органов государственной власти и управления не сможет быть обеспеченной[219].