Она увидела брата – тот, жестикулируя, отдавал приказы.

Потом повернулся и на расстоянии встретился с ней взглядом.

Ей нужно поднять сейчас руку? Засвидетельствовать его достижение? Его первую победу? Может быть, извлечь из ножен меч и воздеть высоко над головой? Чтобы он ответил тем же?

Ни за что. Да ты и сам-то все видишь. Вот мы оба смотрим друг на друга, и ни один не делает попытки к сближению. Да и как мы можем? Мы, участники заговора, цель которого – убить всех этих людей. Йан Товис отвернулась, нашла взглядом одну из посыльных.

– Арас, доложи королеве Друкорлат о происходящем. Атака отбита с приемлемыми потерями. Мы ожидаем следующей.

Юная девушка поклонилась и кинулась в сторону леса.

Когда Сумрак вернулась взглядом к прибрежной полосе, брата нигде не было видно.

Теперь это была своего рода дорога. Напитавшись кровью, белая пыль превратилась в красно-коричневую полосу грязи, протянувшуюся прямиком от Венчальных Врат Саранаса и до самой Бреши. Апарал Форж, содрогаясь, смотрел, как телеги с ранеными подтягиваются все ближе. Легионы, собравшиеся по обе стороны от оставленного посередине узкого прохода, готовились сейчас к настоящему наступлению. Головы поворачивались, провожая взглядами тянущиеся мимо остатки Утраченной Надежды.

Что ж, разве этого доказательства недостаточно? Харканас снова обитаем. Туда вернулись жуткие шайхи, или же кто-то мало им уступающий, и готовы оборонять брешь. Безумие, сплошное безумие. Подняв глаза вверх, он увидел, что четверо из Тринадцати остаются в прежнем обличье и их огромные крылья блистают золотом в потоках неиссякающего света. Он понял, что драконья кровь в конце концов взяла над ними верх, что отныне они навеки поддались Хаосу. Среди них – Ипарт Эрул, некогда приходившийся ему другом.

– Сын Света, – прошептал он, – остерегайся избранных тобой, ибо кровь элейнтов поднимается, готовая поглотить все то, чем мы были.

Дверь у него за спиной распахнулась, с треском ударившись о каменную стену. Апарал вздрогнул, но не обернулся.

– Если ты только видел, брат…

– Я все видел, Сын Света.

Кадагар Фант выругался и вдруг оказался рядом с Апаралом, положил руки на алебастровый выступ зубчатой стены.

– В последней попытке – мы почти прорвались. Видишь, мои дети все еще в воздухе. А где остальные?

– Владыка, Грива Хаоса их страшит. Если поддаваться ей слишком долго… Сын Света, ты можешь утратить над ними контроль…

– Когда я в том же обличье, они прекрасно осознают мое могущество, мою власть. Что еще требуется, чтобы склонить их перед моей волей? Неужели ты полагаешь, что я не понимаю природы элейнтов?

– Но риск, владыка…

– Он пугает тебя, брат, верно?

– Я опасаюсь, владыка, что мы можем утратить контроль над собственным народом, и вовсе не оттого, что окажемся слабыми вождями, неспособными указать им цель. Ипарт Эрул и его сестры больше не возвращаются в прежнюю форму. Кровь элейнтов поглотила их, лишила рассудка. Когда они перестанут быть тисте лиосанами, сколько потребуется времени, чтобы наши цели утратили для них смысл? Как скоро они обзаведутся собственными амбициями?

Кадагар Фант помолчал. Потом наклонился поверх стены и посмотрел вниз.

– Прошло уже немало времени, – произнес он задумчиво, – с той поры, когда на Белую Стену возвели последнего из предателей. Как ты полагаешь, брат, не сделался ли мой народ забывчив? Может, пришла пора им напомнить?

Апарал Форж поразмыслил над этими словами.

– Как сочтете нужным, владыка. – Он так и не оторвал взгляда от колонны, медленно ползущей к Венчальным Воротам.

– Что-то новое, – заметил Сын Света.

– Владыка?

– Я не слышу страха в твоем ответе, брат.

Болван, это все Грива Хаоса. Она пожирает любой страх, будто кровавое мясо.

– Я остаюсь вашим верным слугой, владыка.

– И, как я сейчас вижу, настолько верным, что готов рискнуть жизнью ради того, чтобы высказать, что у тебя на душе.

– Возможно. – Как я однажды уже и сделал, давным-давно, когда мы оба были совсем другими, не теми, что сейчас. – И, если так, хочу кое-что добавить. Тот день, когда вы перестанете меня слышать, станет днем нашего окончательного поражения.

Голос Кадагара был столь тихим, что Апаралу едва удалось разобрать слова.

– Ты настолько важная персона, брат?

– Теперь – да, владыка.

– Почему?

– Потому что я, владыка, – последний из вашего народа, к кому вы еще прислушиваетесь. Что вы видите, глядя вниз с этой проклятой стены? Храбрых воинов, осмелившихся с вами не согласиться. Гниющие останки нашего жречества…

– Они пошли против пути элейнтов, – прошептал Кадагар.

– Да, владыка, и теперь они мертвы. А четверо из Тринадцати не вернутся.

– Я могу им приказывать.

– До тех пор пока они согласны изображать подчинение, так оно и будет, владыка.

Непроницаемые глаза поднялись, чтобы встретить его взгляд.

– Ты ходишь по грани, брат Апарал Форж, по самой грани.

– Если в моем совете заключена измена, владыка, можете меня приговорить. Но страха вы во мне больше не увидите. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Кадагар Фант оскалился, потом сказал:

– Сейчас не до этого. Легионы готовы, и ты нужен мне там, внизу, чтобы повести их в атаку. Враг за пределами бреши оказался неожиданно слабым…

– Слабым?

– Брат, я готов терпеть твои дерзкие речи, но не откровенную грубость.

– Прошу прощения, владыка.

– Слабым. Похоже, это даже не истинные шайхи. Крови анди в них нет совсем. Я склонен полагать, что это наемники, призванные, поскольку анди в Харканасе сейчас слишком мало, чтобы лично нам противостоять. Более того, я полагаю, что шайхов уже не существует. Они исчезли, словно предрассветный кошмар.

– Для наемников, владыка, они сражались на удивление стойко.

– Люди, брат, они такие. Если уж что-то взбрело им в голову, их не переубедить. Можно только перебить всех до единого. Чтоб уж никого не осталось.

– Самый надежный способ достичь победы в любом споре, – заметил Апарал.

Кадагар протянул руку и сжал его плечо.

– Уже лучше. Возвращайся к живым, брат. Сегодня мы отвоюем Берег. И уже вечером будем пировать в королевском дворце Харканаса.

– Владыка, могу ли я спуститься и принять командование над легионами?

– Вперед, брат! Скоро ты вновь меня увидишь – у себя над головой.

Апарал заколебался.