Мэтью застонал.

– Он обожает причинять людям неприятности.

– Боже мой! – воскликнула Тесса, взглянув на часы. – Час ночи. Нам всем нужно отдохнуть – завтрашний день обещает быть хлопотным. – Она вздохнула. – Корделия, Алистер, я провожу вас до кареты.

Алистер и Корделия переглянулись. Это было странное предложение. Они прекрасно могли найти выход сами; кроме того, обычно их провожали Уилл или Джеймс. Однако Тесса говорила таким тоном, что отказаться было невозможно.

Алистер отошел, чтобы обменяться парой слов с Томасом. Корделия, не желая им мешать, нарочито медленно надевала перчатки и завязывала шарф. Когда она расправляла юбки, кто-то слегка коснулся ее плеча.

Это был Джеймс. Порез на брови почти зажил, хотя Корделия подумала, что теперь у него останется шрам. Разумеется, это будет выглядеть шикарно; Джеймс в любом случае, всегда выглядел шикарно.

– Ты права, – понизив голос, произнес он.

– Возможно, – протянула Корделия. – Но… в чем именно?

– Это было слишком легко, – пояснил Джеймс. – Татьяне нужно было, чтобы ее арестовали. Она захватила в заложники Александра, спряталась в очевидном месте и ждала, пока за ней придут. Однако, хоть убей, не могу понять, зачем ей это.

Помолчав немного, он спросил:

– Маргаритка… То дело, которое, ты сказала, было у тебя на балу… ты его сделала?

Она молчала. Можно было подумать, что прошло сто лет с того момента, когда она стояла напротив Мэтью в комнате отдыха, и многие тысячелетия миновали после того, как они приехали на бал. За эти несколько часов произошло столько событий, и ей казалось, что она стала совершенно другим человеком.

– Да, – сказала она. – Это было очень тяжело.

У Джеймса был такой вид, как будто ему хотелось спросить о чем-то еще, но подошла Тесса и с присущим ей тактом увела Корделию и Алистера на крыльцо.

Холодный воздух обжег ей лицо. Карету подали быстро, и Алистер забрался внутрь. Он как будто почувствовал, что Тессе нужно поговорить с невесткой наедине, а может быть, догадался, что разговор будет неприятным или неловким. Он спрятался в карете и задернул занавески.

– Корделия, – ласково произнесла Тесса, – я хотела бы тебе кое-что сказать.

Корделия полной грудью вдохнула холодный воздух. Она чувствовала себя очень одинокой. Такое одиночество человек испытывает только в большом городе, среди миллионов людей.

Тесса сказала:

– Я знаю, что сейчас тебе нужно быть с матерью, и это вполне разумно. Но я не слепа. Я понимаю, что дело не только в этом. Не все ладно между тобой и Джеймсом. И Мэтью, если уж на то пошло.

– А также между Джеймсом и Мэтью, – произнесла Корделия. – Мне ужасно жаль. Вы верили, что я сделаю Джеймса счастливым, а я… напротив, сделала его несчастным.

После короткой паузы Тесса ответила:

– Я знаю, что даже близкие люди в отношениях друг с другом могут проявлять упрямство и бестактность, говорить обидные слова и совершать опрометчивые поступки. Я знаю, что отношения между мужчиной и женщиной – очень сложная вещь, поверь мне. Но также по своему опыту могу сказать, что… когда двое по-настоящему любят друг друга, любые разногласия и проблемы можно уладить.

– Очень оптимистичные слова, – сказала Корделия. – Надеюсь, что вы правы.

Тесса улыбнулась.

– До сих пор я всегда была права.

И она скрылась в доме. Корделия спустилась с крыльца и собралась открыть дверцу кареты, когда услышала за спиной шаги. Кто-то бежал к ней. Возможно, Тесса забыла что-то сказать ей или Томас…

Но это была Люси. Люси, в куртке от брони и лавандовом платье с пеной бледных кружев. Она сбежала с крыльца и бросилась в объятия Корделии, и девушка почувствовала, как подруга дрожит, будто от холода.

Задыхаясь от радости, она обняла Люси, слегка покачала ее, как ребенка.

– Спасибо тебе, – прошептала Люси, спрятав лицо на плече Корделии. – За то, что ты сказала.

– Ничего особенного, так, ерунда, – улыбалась Корделия. – То есть это была правда. Правдивая ерунда.

Люси шмыгнула носом и едва не рассмеялась.

– Маргаритка, – сказала она. – Прости меня. Мне так страшно. – У нее перехватило дыхание. – Не за себя. Я боюсь за свою семью. За Джесса.

Корделия поцеловала макушку Люси.

– Я никогда тебя не покину, – пообещала она. – Я всегда буду здесь, с тобой.

– Но ты говорила…

– Забудь о том, что я говорила, – твердо произнесла Корделия. – Я всегда буду с тобой.

Дверь кареты приоткрылась, и показалось недовольное лицо Алистера.

– Сколько можно, – сварливо сказал он. – Ты долго еще собираешься вести задушевные беседы на крыльце, Лейли? Может, ты еще попросишь меня провести ночь в карете, дожидаясь тебя?

– Это было бы очень мило с твоей стороны, – ответила Корделия, и, хотя шутка была вовсе не смешной, они с Люси расхохотались, Алистер неразборчиво проворчал что-то, и на несколько минут она даже поверила в то, что все в конце концов будет хорошо.

22. Пучина злобы

Он самым первым был —

                            Искусник лжи, —

Кто показным святошеством

                                      прикрыл

Чреватую отмщеньем ненасытным

Пучину злобы[50].

Джон Мильтон, «Потерянный рай»

Проснувшись на следующее утро, Корделия поняла, что у нее нет абсолютно никакого желания ехать на собрание в Институт, где Эрондейлам предстояло выслушивать гнусные клеветнические обвинения.

После примирения с Люси настроение у нее немного улучшилось, но, несмотря на это, она спала плохо, часто просыпалась. Ей не давали покоя кошмары, в которых она не могла защитить близких или друзей от нападения демонов. Меч выскальзывал из пальцев, она ползла за ним, но не могла дотянуться; в других снах он рассыпался в прах в ее руке.

И все сны заканчивались одинаково. Жертва – Люси, Джеймс, Мэтью, Алистер или Сона – истекала кровью на мостовой, в упор глядя на Корделию, молча обвиняя ее в бездействии. Просыпаясь, девушка вспоминала слова, услышанные от призрака Филомены ди Анджело на заброшенной фабрике в Лаймхаусе.

«Корделия, ты – великая героиня. О тебе говорят даже в царстве мертвых. Ты владеешь Кортаной, мечом, способным сразить любого врага. Ты пролила кровь Принца Ада. Ты могла бы меня спасти».

– Я не могу туда поехать, – сказала она Алистеру, когда брат зашел к ней в спальню спросить, почему она не спускается к завтраку. – Я не вынесу всего этого.

Мать присоединилась к ним, хотя в последнее время она редко выходила из своей комнаты. Сона, естественно, не собиралась в Институт, но настаивала, чтобы дети поехали на собрание. Корделия, по ее мнению, обязана была поддержать супруга, а Алистер – отблагодарить Эрондейлов за