Но он медлил, ибо злость в душе по-прежнему сражалась с усталостью и тоской. Медлил, и продолжал сжигать глазами крепость, мысленно обращаясь к Чужим – что вы тут забыли, зачем вам Земля и люди?

Основополагающий вопрос, ответ на который дал бы ключи к другим разгадкам. Но суть в том, что ответ недосягаем.

Солнце неохотно коснулось горизонта. Небо на западе полыхнуло всеми оттенками красного и оранжевого, раскаленные небоскребы остыли и превратились в обычные ветхие высотки: чудом уцелевшие после взрыва, изъеденные ударной волной и временем. Тени потеряли четкие очертания, обратились в покрывало полумрака, медленно, но уверенно поглощающее мир.

Порыв горячего ветра принес новую волну гнилостной вони от болота. Боль, вроде бы отпустившая в аномальной зоне, вернулась и барабанила в виски, невыносимо жгла загривок. И одновременно до изгоя долетел чей-то лихорадочно-веселый до злобы голос:

Кукла с оскаленным ртом, с острыми зубами

– я люблю свою куклу.

Я с ней игрался в раннем детстве,

я ее резал ножом на кухне.

Я ей ломал руки-ноги и выкалывал

красные глаза иголкой.

Я ей вырезал ноздри, ногти,

и вешал в ванной на бельевой веревке.

Тибибо, потерпи немножко – неотложка в пути.

Тибибо, кукольная любовь моя,

кукольной жизни рознь…

Кавалер орденов невинной крови,

с ним походная кухня.

Щипчики, скальпели, зажимчики…

А ты сегодня будешь моей раненой куклой.

Раз, два, три, я – доктор Тибибо,

а что у нас внутри, ну-ка?!

Четыре, пять, шесть, и ты внутри

такой же, как и все. Фу! Скука!..

Тибибо, не кричи напрасно,

просто здравствуй еще один.

Тибибо, кукольная любовь моя,

кукольной жизни рознь.

Раз-два-три-четыре-пять-шесть,

я – Тибибо, хочу вас всех съесть…

На миг Миронова захлестнула паника. Но вместе с тем его посетила совершенно безумная идея. Идея, от которой в ином состоянии и другой обстановке, он бы отказался с ходу как от самоубийственной. Но сейчас…

А что если?..

– Алекс, – отрывисто позвал законник. Чуть не прикусил язык, испугавшись того, что сделал. Но поздно, песня резко оборвалась.

Секунда жутковатого ожидания – и призрак как ни в чем ни бывало материализовался за спиной, подошел и окинул кислым взглядом болото.

– М-да, на Рио-де-Жанейро не похоже. И шампанского нам тут не нальют. Слушай, а может, отойдешь подальше от обрыва? Бетон крошится, недолго и упасть.

Боль в затылке и висках стала невыносимой, а руки и ноги показались чужими, норовили предать. Но изгой сумел удержать контроль над телом, остро ощутил чужеродный предмет под кожей на шее, раскаленные нити, засевшие в мозгу. Отчаянно воспротивился, погнал к пораженным участкам скудные потоки «тепла». На минуту закрыл глаза, смахнул со лба выступивший пот и вздохнул.

– Я знаю, кто ты.

Слова сорвались с губ как осенняя листва: сухие и безжизненные. Бывший агент сделал маленький шаг в сторону пропасти, а фантом дернулся и застыл, словно его поставили на паузу. Но быстро оттаял, изобразил глумливое недоумение.

– Чем я себя выдал? Честно, балалайка не моя, просто взял поиграть, а валенки – подарок поклонников….

Миронов сделал еще шаг, что заставило призрака оборвать поток шутливой болтовни. Лже-брат нахмурился и, помедлив, вздохнул:

– Сейчас сорвешься. А я бы действительно не хотел, чтобы умер и ты.

– Потому что это навредит и тебе, – парировал Игорь с облегчением. Боль здорово ослабла. Да и ледяная волна чужой воли отступила. – Интересная ситуация, не правда ли? Если попробуешь давить, я буду бороться, и мышцы самопроизвольно сократятся.

На лице фантома не дрогнул ни один мускул. Но видимо попал в затруднительное положение, так как думал долго.

– Ты догадался, – в конце концов, хмуро констатировал Алекс. – Я предугадывал такой оборот, но надеялся на обратное. Ладно…

– Как? – резко перебил законник. – Когда? И зачем?

– В челноке. Ввел через царапины колонию нанозондов, которые через часик-другой размножились и создали аналог комма с выделенным каналом.

– Очаровательно! Персональный поводок.

– Скорее симбиотическая связь.

– Или паразитическая.

– Или так, – покладисто согласился призрак. – Отойди от обрыва. Пожалуйста.

Под ногами бывшего агента затрещало, вниз полетели камешки, комья сухой почвы, раздалось бульканье и мокрые шлепки. Но беглец и ухом не повел, продолжая сверлить фантома внимательным взглядом. Изобразил улыбку, обронил:

– А раньше ты говорил о себе во множественном числе.

– Раньше меня было много, – нехотя признал лже-брат. – Программа структурировала разумы, служила Законом, каркасом для Сознания.

– А теперь ты зависишь только от меня, – продолжил мысль изгой. – Нейронный антивирус изрядно сократил кормовую базу. Да и туго здесь с Сетью: радиация глушит спутниковые сигналы, ни одного ретранслятора.

– Чем богаты, – развел руками Алекс. – Я – это ты. Но не ты.

– Мне все равно подыхать, – напоказ задумался Миронов. Оторвал левую ногу от земли, рефлекторно раскинул руки, как канатоходец. – Быть может, стоит избавить мир и от тебя?..

– Шантажист чертов, – поморщился фантом. – Дело твое конечно. Но смысла нет.

– Почему?

– Они ошиблись.

– Или ты врешь, чтоб спасти шкуру.

– Либо пытаюсь развеять опасное заблуждение. Подумай… Что они чистят? Серверы? Считаешь, я не предугадал подобного развития событий, не позаботился о самосохранении? Спешу огорчить, части корневого кода давным-давно скопированы в головы пользователей. Каждого, кто хоть раз выходил в Сеть за последние годы. Неприятность заключается лишь в том, что Нейронет завис. На недельку. Или меньше.

Призрак улыбнулся и пожал плечами. Игорь же с трудом сохранил спокойствие, но внутренне уже рухнул в пропасть.

Лжет? С Сущности станется. Только слишком уж похоже на правду. Следовательно, и убить ее практически невозможно. Потребуется либо устроить тотальный геноцид человечеству, либо отключить Сеть. Но по понятным причинам на первое никто не пойдет. На второе тоже – чересчур много объектов инфраструктуры зависит от информационного пространства.

Глупый был план. Но обнадеживающий. И что теперь? Все-таки прыгнуть, убить хотя бы часть Коллектива?

Прыгать не хотелось. Абсолютно. К тому же сам факт того, что фантом пошел на переговоры вселял робкие надежды. И потому изгой молчал, тянул время, размышлял, каким образом выстроить новую линию поведения, пытался предугадать последствия.