Какими бы достойными похвал ни были цели Гейтса и Баффета, тревожит, что судьбы сотен миллионов людей, по сути, зависят от милосердия небольшого числа частных граждан. Несмотря на все эти грандиозные конференции и обещания, по данным World Wealth Report, лишь 11 % сверхбогатых людей мира и лишь половина из богатейших тридцати человек активно занимаются филантропией. Но те, кто занимается, имеют высокий престиж в обществе. Вместе с гиками и банкирами в ряды филантрокапиталистов вступили еще две категории людей — звезды и политики, считающие себя звездами. Одним из последних в игру включился Тони Блэр, бывший британский премьер-министр, который сколотил себе состояние (хотя и не масштаба Гейтса или Баффета) на консультациях для правительств одиозных стран вроде Казахстана. Блэр заявил на Всемирном форуме филантропии, где побывали Билл и Мелинда Гейтсы, Билл Клинтон, а также Ларри Пейдж и Сергей Брин из Google, что главное в филантропии — «стратегическое инвестирование». Нужно, говорил он, «не просто давать деньги, но обеспечивать лидерство. Лучшие филантропы привносят в свою филантропию то, что сделало их успешными, — драйв, целеустремленность, достижение цели во что бы то ни стало. Это стремление креативное, а не пассивное; они не следуют привычному мышлению, а опрокидывают его».

Современная филантропия, воплощенная в «Обещании дарения» — это элитный клуб. Он «сосредоточен конкретно вокруг миллиардеров и тех, кто стал бы миллиардером, если бы не их пожертвования». Это джентльменские соглашения, это «моральное обязательство жертвовать, а не юридический контракт». К началу XXI века в одной только Америке насчитывалось 45 тысяч благотворительных фондов, большинство из которых управляются как бизнес и пользуются значительными налоговыми послаблениями, полагающимися филантропическим организациям. Хитроумное использование налоговых льгот считается бонусом при расставании с деньгами, но оно гораздо больше помогает при их зарабатывании. Члены клуба филантропов играют по тем же правилам, что они сами задали, когда богатели. И эти правила, юридически вполне логичные, в моральном смысле понравятся не всякому.

Проблема уклонения от налогов крупными технологическими компаниями стала предметом жарких дебатов лишь в последние годы. Они позаимствовали практику офшорных операций из финансового, сырьевого и других секторов. В сентябре 2012 года в расследовании комитета Сената США были обозначены практики, используемые Microsoft и Hewlett-Packard (но то же самое могло быть сказано и о дюжине других международных технологических компаний). Например, в докладе говорилось: «С 2009 по 2011 год, передав определенные права на интеллектуальную собственность своей дочерней компании в Пуэрто-Рико, Microsoft смогла перевести в офшоры почти 21 миллиард долларов, или почти половину ее чистой выручки от розничных продаж в США, сэкономив вплоть до 4,5 миллиарда долларов налогов на товары, проданные в Соединенных Штатах, или чуть более 4 миллионов долларов в день».

По словам сенатора Карла Левина, члена комитета, «крупные корпорации США все больше получают прибыль здесь, но перебрасывают ее за границу, чтобы избежать уплаты причитающихся налогов. В то время, когда мы встречаемся с такими сложными бюджетными дилеммами, когда американские семьи сталкиваются с повышением налогов и с сокращением важнейших программ, от образования до здравоохранения, от контроля качества продуктов до национальной обороны, эти офшорные схемы просто неприемлемы».

Между тем в 2011 году Microsoft, заработав в Британии 1,7 миллиарда долларов на онлайновых продажах софта, не заплатила с них ни цента корпоративного налога на прибыль, потому что филиал, через который проводились эти продажи, располагается в Люксембурге[820].

Когда Гейтса спрашивают о налогах, которые платит его компания, он прибегает к трем формальным оправданиям, которые традиционно используют технологические магнаты: их методы совершенно законны; это правительства, а не компании создают налоговые законы; компании соблюдают законы и налоговые ставки тех юрисдикций, в которых они действуют. «Если люди хотят налоги на определенном уровне, отлично, так и установите их на этом уровне, — рассуждает он. — Но нельзя требовать от компаний, чтобы они брали деньги акционеров и выплачивали огромные суммы, платить которые не требуется»[821]. После экономического кризиса и падения качества жизни стал реже применяться более дерзкий философский аргумент — они, короли интернета, лучше правительств знают, как тратить деньги, и поэтому чем больше денег останется в их руках, тем лучше в долгосрочной перспективе для общества.

Теперь репутация Гейтса прочно увязана с работой его фонда — и это наверняка то, чего он хотел. Microsoft при всех ее юридических сложностях теперь появляется в биографии магната почти что в скобках. Он был, однако, первопроходцем, одним из первого поколения ему подобных. Его преемники действуют на куда более многолюдном поле. Джефф Безос, который, по его собственному признанию, не знал о книгах практически ничего, основал Amazon и неожиданно добился успеха — как и Пьер Омидьяр, который увидел потенциал в торговле между отдельно взятыми людьми и организовал феноменально популярный интернет-аукцион eBay. Скорость превращения этих людей в миллиардеров ошеломительна. Стив Джобс к моменту своей преждевременной смерти в 2011 году имел сравнительно скромное состояние, в пределах 11 миллиардов долларов. У Омидьяра примерно столько же, тогда как у Безоса — около 35 миллиардов. Десять лет спустя развитие онлайновых социальных сетей и борьба сайтов вроде MySpace и Facebook за долю рынка создали новую волну миллиардеров. В 2008 году Марк Цукерберг стал самым молодым в мире миллиардером, самостоятельно заработавшим свое состояние; ему было двадцать три года — Биллу Гейтсу потребовалось на восемь лет больше, чтобы достичь этой вехи[822]. В 2013 году состояние Цукерберга уже оценивалось в 19 миллиардов долларов.

Эти люди вознесли навязчивую соревновательность на новые высоты. На каждом шагу своего пути они должны были создавать нечто особенное, ставить рынок на колени, выпускать продукт, который захватит весь мир. Граница между успехом и провалом оказывалась тонкой — она могла зависеть от пронырливости бывшего приятеля или от того, что идея чуть-чуть не дотягивала до нужного уровня. При всех этих футболках, шортах и сандалиях, при всех этих сигаретах с марихуаной, что делят на всех, эгалитарному отношению нет места в Кремниевой долине. Второе место — для лузеров.

Путь Стива Джобса к успеху и славе был более тернистым, чем у его современника Гейтса. Его компания Apple была основана в том же году, что и Microsoft[823]. Изначально она состояла всего из двух человек и продавала печатные платы, изготовленные в доме родителей Джобса в Калифорнии. Она быстро добилась успеха — в 1981 году компания вышла на биржу и принесла ее создателям миллионы. Но если Гейтс железной рукой контролировал свой бизнес, то Джобса уволили из созданной им компании. Он организовал отдельную команду для работы над своим личным проектом, компьютером «Макинтош», даже вывесил над зданием флаг с черепом и костями и объявил: «Лучше быть пиратом, чем служить на флоте». В 1985 году Apple бесцеремонно уволила его. Некоторые из его оппонентов называли причиной его «буйные и капризные эмоциональные колебания», но нельзя сказать, что для гиков эти черты характера — нечто особенное[824].