Кавалер пересек мост вместе с солдатами, громко приветствовавшими ришадиума, и остановился около Далинара, который взял его поводья. Он должен действовать, прямо сейчас. Его люди сражаются и умирают, не время сожалеть или размышлять.

Далинар легко прыгнул в седло. Потом, высоко подняв Клинок, кинулся в битву, мстить за своих людей. Да, Сияющие сражались не за это. Но по меньшей мере хоть какое-то оправдание.

* * *

Они победили.

Далинар предоставил Адолину честь добыть гемсердце. Пятнадцатифутовая куколка, похожая на огромную продолговатую камнепочку, лежала на неровной каменистой земле, соединенная с ней чем-то вроде крэма. Вокруг валялись тела — людские и паршенди. Паршенди пытались быстро вынуть сердце и убежать, но успели сделать только несколько трещин в раковине.

Вокруг куколки сражались яростнее всего. Далинар оперся спиной о каменную полку и снял шлем, подставив потную голову холодному ветру. Солнце стояло высоко над головой; битва длилась не меньше двух часов.

Адолин, работая Клинком осторожно и умело, прорезал раковину в нескольких местах, далеких от гемсердца. Потом погрузил Клинок внутрь, убивая закуклившееся животное и не касаясь гемсердца.

Куколка умерла. Теперь Клинок мог резать ее, и Адолин начал срезать плоть. Хлынул фиолетовый ихор, а он все резал и резал, пробираясь к сердцу. Наконец он вынул его, и солдаты разразились радостными криками, спрены славы затрепетали над всей армией, как сотни светящихся сфер.

Далинар обнаружил, что идет прочь, держа шлем в левой руке. Он пересек поле боя, проходя мимо хирургов, помогавших раненым, и специальных команд, переносивших тела к мостам. Для них были заранее приготовлены повозки и чуллы — мертвые будут сожжены в лагере, как и подобает.

Трупов паршенди было намного больше. Сейчас, глядя на них, он не испытывал ни отвращения, ни волнения. Только усталость.

Он участвовал в дюжинах, нет, в сотнях сражений. И никогда прежде не чувствовал то, что сегодня. Отвращение отвлекло его и могло убить. В битве размышлять некогда — ты должен сосредоточиться на работе.

Всю битву Дрожь то приходила, то уходила, и он не сражался даже наполовину так хорошо, как когда-то. Это сражение должно было принести ясность, но еще больше все запутало.

Кровь предков, подумал он, поднимаясь на верхушку маленького каменного холма. Что со мной происходит?

Сегодняшняя слабость казалась последним, самым могущественным доводом, подтверждающим слова Адолина — и, что там скрывать, многих других, — о нем. Он стоял на вершине холмика, глядя на восток, в сторону Источника. Он часто глядел в ту сторону. Почему? Что там…

Он застыл, заметив группу паршенди на соседнем плато. Его разведчики осторожно следили за ними; это была та самая армия, которую отогнали люди Далинара. Хотя сегодня они убили множество паршенди, еще больше убежало, осознав, что битва проиграна. Паршенди понимали, что такое стратегическое отступление, — и это было одной из основных причин, приведших к столь долгой войне.

Их армия стояла рядами, разбившись парами. Впереди стоял командир, большой паршенди в сияющей броне. Носитель Осколков. Даже на расстоянии была видна разница между ним и обычными воинами.

Во время битвы его здесь не было. Почему он появился? И почему так поздно?

Вооруженная фигура повернулась, за ней все остальные паршенди, прыгнула через пропасть и понеслась к их невидимым убежищам в центре Равнин.

Если мои слова имеют для тебя хоть какой-нибудь смысл, ты, скорее всего, отзовешь их. Или, может быть, поразишь меня и попросишь их сделать что-нибудь полезное, хотя бы раз.

Каладин вошел в лавку аптекаря, дверь с грохотом захлопнулась за ним. Как и раньше, старик сделал вид, что еле движется, и нащупывал себе дорогу палкой, пока не увидел Каладина. Только тогда он выпрямился.

— А. Это ты.

Два долгих дня. Днем они работали и тренировались — Тефт и Камень присоединились к нему, — а вечерами шли к первой расщелине, вынимали тростник из потайного места и часами выдавливали молочко. В последний вечер Газ видел, как они спускаются туда, и, безусловно, что-то заподозрил, но с этим пришлось смириться.

Сегодня Четвертый Мост бежал. К счастью, они прибыли на плато раньше паршенди, и ни один мостовик из всех бригад не погиб. Регулярным войскам алети, однако, пришлось несладко. В конце концов алети отступили, не выдержав атаки паршенди, и мостовикам пришлось прокладывать дорогу усталым и разозленным поражением солдатам.

Глаза Каладина туманила усталость; сегодня он допоздна работал с тростниками. Живот громко бурчал, не получая достаточной еды, — он делил свою порцию с двумя ранеными. Ничего, сегодня все должно закончиться. Аптекарь вернулся к прилавку, и Каладин тоже подошел к нему. В комнату метнулась Сил, маленькая светящаяся ленточка превратилась в женщину, перевернулась, как акробат, в воздухе и приземлилась на стол, одним плавным движением.

— Что тебе надо? — спросил аптекарь. — Еще бинтов? Ну, я могу…

Он замолчал, когда Каладин хлопнул по столу бутылкой из-под ликера. Горлышко, хотя и обломанное, было заткнуто пробкой. Каладин вытащил ее, открыв молочно-белый сок черного василька. Он принес первую из тех, которую использовал для лечения Лейтена, Даббида и Хоббера.

— Что это? — спросил аптекарь, поправляя очки и наклоняясь вперед. — Хочешь выпить со мной? Но я не пью. Живот, знаешь ли.

— Это не ликер. Сок черного василька. Ты сказал, что он очень дорогой. Ну, сколько ты мне за него дашь?

Аптекарь мигнул, наклонился ближе и понюхал жидкость.

— Где ты это взял?

— Выжал из тростника, растущего рядом с лагерем.

Аптекарь помрачнел и пожал плечами.

— Почти ничего не стоит.

— Что?

— Дикие тростники недостаточно сильны. — Аптекарь поставил пробку на место. Сильный порыв ветра ударил по зданию, застучал в дверь, наполнил воздух запахом порошков и жидкостей из коробок и бутылочек. — Практически бесполезны. Я дам тебе за него две чистмарки, и это очень щедро. Мне надо будет очистить сок, и я получу в лучшем случае пару столовых ложек.

Две марки, с отчаянием подумал Каладин. Три дня работы, они все трое замотались и мало спали. И все это ради зарплаты за пару дней?

Но нет. Сок работал на ране Лейтена, спрены горячки улетели, инфекция отступила. Каладин, сузив глаза, глядел, как аптекарь вынул из денежного мешочка две сферы и поставил их на стол. Как и многие другие, эти были слегка сплющены с одной стороны и не могли укатиться.

— На самом деле, — сказал аптекарь, потирая подбородок, — я могу дать тебе три. — Он добавил еще одну марку. — Только чтобы не видеть тебя несчастным.