Порождения Тьмы брезгливо поморщились — все представили одно и то же.

— Пойдемте, — окликнул их слабый голос из конца коридора.

***

— Ферот ушел, а мы до сих пор на свободе, — Ахин коротко кивнул старосте Бирна: — Ты сделал правильный выбор.

— Как будто нежить оставила бы нас в покое, если бы ты не вернулся, — отмахнулся Орин.

«Вообще-то, никаких конкретных указаний я им не давал, но Одноглазый точно проявил бы инициативу», — невозмутимо улыбнулся одержимый.

Староста хмыкнул и тяжело встал. Крепкий пожилой мужчина заметно изменился. Пожалуй, сейчас этот сгорбленный старик выглядел на свой возраст. Непростая выдалась ночь.

Опираясь на стол, а затем на стул, он подошел к одержимому:

— Полагаю, мы договорились. Окончательно.

— Да.

Вялое рукопожатие. Ладонь Орина оказалась липкой от пота и при этом удивительно холодной. Не такой холодной, как у Аели, но к девушке хотя бы приятно было прикасаться.

Староста вернулся в свое кресло.

— Надеюсь, что ты скоро вернешься, расплатишься с нами, уведешь отсюда нежить и навсегда исчезнешь из нашей жизни, — буркнул он, уставившись на испачканную бумагу, которая совсем недавно была примята мешком с драгоценностями.

Черты его лица немного смягчились. В конце концов, риск минимален. Если кто-нибудь и прознает об этой сделке с порождениями Тьмы, то сам Орин вместе с семьей к тому моменту уже будет жить в каком-нибудь неброском особнячке столицы или в небольшом поместье подальше от Бирна. Без нужды, без страха, в полной безопасности и, скорее всего, под новым именем.

— Я постараюсь вернуться так скоро, как только смогу, — заверил Ахин. — Надеюсь, до той поры жители Бирна разделят твое мнение насчет пребывания нежити в утесах.

— Знать об этом будут немногие, — пробормотал Орин. — Те, кто займется поставками. И им вовсе незачем разделять мое мнение — они разделят часть твоей платы.

— Но если кто-нибудь из несведущих случайно зайдет в пещеры, то нежить… м-м-м… — одержимый на мгновение задумался, как бы помягче напомнить о тяге оживших мертвецов к человеческой плоти. Однако помягче не получалось. Лучше об этом вообще не напоминать. И не вспоминать. — Словом, ситуация может осложниться.

— Если они за крупными улитками пойдут, например, — с видом знатока встрял Диолай, припомнив слова Перевернутого. — Я слышал, это считается деликатесом.

— Улитки? Деликатес? — нахмурился Орин. — Предыдущий глава Бирна любил вареных улиток со специями. Он пытался навязать поедание этой гадости и нам, как местного традиционного блюда, и даже пробовал продавать их богачам Камиена под видом изысканного кушанья. Но мало кто разделял его вкусы. И сам он скончался уже лет тридцать как. Так что я понятия не имею, от кого ты мог это слышать.

— А, понятно… — пробубнил сонзера, раздосадованный тем, что у него не получилось блеснуть эрудицией.

Но виновным в своем провале он, естественно, назначил Перевернутого — зачем тот с такой уверенностью говорил об улитках? Мол, вкусные, деликатесные…

— Мы давно уже не ходим к утесам. Нечего там делать, — подытожил Орин. — Но я на всякий случай предупрежу всех, что в тех краях завелись пещерные медведи.

— А охотники за ними не заявятся? — поинтересовался Ахин.

— Мы промышляем только мелкой дичью и пушниной, — староста исподлобья посмотрел на одержимого: — Никто не осмелится идти на медведей. Пока те ведут себя тихо.

— Медведи будут вести себя очень тихо, — кивнул Ахин и повернулся к выходу. Надо уходить, пока к старику не вернулась уверенность. Еще один раунд переговоров одержимый уже не выдержит. — Ладно. Приятно было познакомиться с живым человеком, пообщаться и заключить договор, о котором, я надеюсь, этот человек не забудет. Однако нам пора в дорогу. Невежливо заставлять господина Ферота ждать.

— Ну…

Медленно выдохнув, Орин перевел взгляд на иссохшую жену. Старушка стояла на прежнем месте в углу кабинета, практически сливаясь со стенами из-за своей невзрачности. Причастен к этому одержимый или нет, но она выглядела не просто уставшей, а совершенно изможденной, и была жива до сих пор лишь по одной причине — смерть ее не заметила.

— Наши гости уходят, — объявил ей Орин. Она все слышала и сама, но для нее никакая реальность не считалась подтвержденной, пока властный супруг не скажет об этом. — Выдай им какой-нибудь еды, достань чистую одежду и еще чего-нибудь… — он вновь угрюмо посмотрел на одержимого: — В знак нашей взаимовыгодной дружбы.

Старушка покосилась на набитый под завязку мешок Диолая, издала какой-то шелестящий звук, отдаленно похожий на вздох, и вышла из кабинета, не обмолвившись и словом.

— Спасибо, — поблагодарил Ахин.

Пожалуй, такого он действительно не ожидал.

— Не принимай на свой счет, — буркнул староста. — Просто не хочу, чтобы вы подохли раньше, чем успеете подпортить кровь атланам.

— Будем надеяться, что не подохнем и после.

— Это вряд ли.

«Для друга он не шибко-то доброжелателен. Впрочем, очевидно, что во взаимовыгодной дружбе, как он выразился, для него важнее выгода, нежели сама дружба».

Ожидание жены старосты как-то незаметно обернулось напряженной тишиной. Присутствующие в кабинете ничего не говорили, не шевелились и, казалось, дышали через раз. Очень неприятное молчание. Если должно случиться что-то плохое, то более подходящую ситуацию сложно даже представить. Вот сейчас старушка распахнет дверь, и внутрь ворвутся солдаты Ферота, притаившиеся снаружи дома…

Ахин прерывисто выдохнул и как бы невзначай положил ладонь на рукоять кинжала. Конечно, он не сможет справиться и с одним армейцем, но надо попытаться прирезать хотя бы старосту Бирна.

Одержимый неторопливо подошел к серванту у стены и принялся внимательно рассматривать хрустальные бокалы. Теперь между ним и пожилым человеком не было ни стола, ни стульев. Один рывок — и дважды предатель успеет побывать за эту насыщенную событиями ночь еще и трупом.

— О! Нам не помешают какие-нибудь лекарства, — хлопнул в ладоши Диолай. Он был явно доволен внезапным озарением. — Это очень важно! Я помню, как у нас в банде один сонзера поранил руку, когда перерезал ремни нагрудника какого-то мертвого солдата… или не солдата… Неважно. Так вот, поранил он, значит, руку. Малюсенькая такая царапинка, она почти и не кровоточила. Но уже через пару дней от нее стало вонять сгнившими помоями, а сама рана почернела по краям — поверьте, это заметно даже на нашей коже — и из нее стала сочиться какая-то мутная жижа. Потом у него отнялись пальцы, бедолагу лихорадило, он кричал по ночам, мешал спать. В общем, мы решили ампрули… апури… ам-пу-ти-ро-вать кисть. Правда, ему стало хуже. Уж не знаю — то ли из-за грязной крови в теле, то ли из-за того, что мы слишком долго