В Мюнхене сам Оскар Шиндлер опознал Липольда, задержанного американцами. Заключенные из Бринлитца сопровождали Оскара на процедуре опознания и слышали, как Шиндлер сказал протестующему Липольду: «Предоставишь это сделать мне или отдать тебя пятидесяти разъяренным евреям, которые ждут на улице?»

Липольд тоже был повешен за свои преступления – не в Бринлитце, а за предыдущие, совершенные в Будзыне.

Шиндлер к тому времени пришел к мысли, что хорошо бы ему стать фермером в Аргентине: он будет выращивать нутрий, больших южно-американских водоплавающих крыс, которые ценились из-за их меха. Оскар считал, что стоит последовать тому же безошибочному коммерческому инстинкту, который в 1939 году привел его в Краков, а теперь заставляет его пересечь Атлантику. У него не было ни копейки, но «Джойнт», международная благотворительная еврейская организация, которой Шиндлер во время войны предоставлял свои отчеты и которая знала о его послужном списке, выразила желание помочь ему. В 1949 году ему была предоставлена безвозмездная ссуда в пятнадцать тысяч долларов и выдана рекомендация («ко всем, кого это может касаться»), подписанная М.В. Бекельманом, вице-председателем исполнительного комитета «Джойнта».

В ней говорилось: «Американский комитет «Джойнт» тщательно расследовал деятельность мистера Шиндлера во время войны и оккупации… Мы от всего сердца хотели бы рекомендовать всем организациям и отдельным лицам, вступающим в контакт с мистером Шиндлером, всемерно помогать ему в знак признания его выдающихся заслуг…

Под предлогом руководства нацистскими предприятиями сначала в Польше, а потом в Судетах мистер Шиндлер создал достойные условия работы, а потом защитил еврейских мужчин и женщин, обреченных на смерть в Аушвице и в других, столь же зловещих концентрационных лагерях… Лагерь Шиндлера в Бринлитце был единственным лагерем на оккупированной нацистами территории, где евреев не только не убивали, но и не подвергали избиениям, относились к ним с тем уважением, которого заслуживают человеческие существа.

И теперь, когда он вынужден заново начинать жизнь, просим всех: окажите ему содействие, как он в свое время помогал нашим собратьям».

Отправившись в Аргентину, Шиндлер взял с собой полдюжины семей из Schindterjuden, оплатив им проезд. Вместе с Эмили он обосновался на ферме в окрестностях Буэнос-Айреса и работал на ней около десяти лет. Те из спасенных Оскаром, которые не видели его в те годы, не могли даже представить его в роли фермера, ибо он никогда не был склонен к утомительной постоянной рутине. Кое-кто говорил, и в этих словах была доля истины, что при всей невероятности их существования и «Эмалия», и Бринлитц успешно функционировали потому, что на них работали такие толковые головы, как Штерн и Банкер. В Аргентине же у Оскара Шиндлера не было такой поддержки, если, конечно, не считать здравого смысла и привычки к сельской жизни его жены Эмили.

Это десятилетие, в течение которого Оскар вкалывал на ферме, продемонстрировало ему, что искусственно выращенные нутрии, в отличие от диких, дают мех и кожу не столь высокого качества, как хотелось бы. К тому времени разорилось немало аналогичных предприятий, и в 1957 году ферма Шиндлеров обанкротилась. Эмили и Оскар перебрались в домик, приобретенный отделением «Бнай-Брит» в Сан-Винсенте, южном пригороде Буэнос-Айреса, и Оскар стал искать себе работу в качестве коммивояжера. Через год он вернулся в Германию, а Эмили осталась в Аргентине.

Устроившись в небольшой квартирке во Франкфурте, он обзавелся капиталом для покупки цементного завода, не теряя надежды на получение большой компенсации от западногерманского министерства финансов за потерянную в Польше и Чехословакии собственность. Из его усилий практически ничего не вышло. Многие из близких ему людей пришли к выводу, что неудачи его обращений к германскому правительству объяснялись ростом прогитлеровских настроений среди гражданских служащих среднего звена. Но, может быть, обращения Шиндлера не принесли результатов в силу чисто технических причин. Не представляется возможным уловить бюрократическую злонамеренность в ответах, поступивших Оскару Шиндлеру из министерства.

Цементное предприятие Шиндлера было приобретено на средства, полученные от «Джойнта» и в виде «займа» от тех евреев Шиндлера, которые смогли найти себе место в послевоенной Германии.

История его длилась недолго. В 1961-м Оскар опять обанкротился.

На судьбу его предприятия повлияло несколько суровых зим, в ходе которых строительная индустрия сошла почти на нет. Но кое-кто из друзей Шиндлера считал, что неудача компании объяснялась беспечностью Оскара и его неприязнью к рутинным обязанностям.

В этом же году, прослышав о его неприятностях, Schindlerjuden из Израиля пригласили его нанести им визит. Все расходы они брали на себя.

В израильской прессе появилось оповещение об этом на польском языке, предлагающее всем бывшим заключенным концентрационного лагеря Бринлитц, кто знал «Оскара Шиндлера из Германии», связываться с газетой. В Тель-Авиве Оскара ожидала бурная встреча, полная экстаза и восторгов. Дети спасенных им родителей, родившиеся после войны, не выпускали его из своего кольца. Он погрузнел, черты его лица расплылись. Но на всех встречах и приемах те, кто знал его раньше, видели, что он сохранил свою естественную легкость и раскованность – это был все тот же «их Оскар». Все та же ворчливая насмешливая проницательность, то же непередаваемое обаяние, та же тяга к радостям земным – даже два банкротства не смогли изменить его…

То был год процесса над Эйхманом, и визит Оскара в Израиль вызвал особый интерес международной прессы. Перед началом процесса Эйхмана корреспондент лондонской «Дейли мейл» написал заметку о разительном контрасте между этими двумя людьми и процитировал начальные слова обращения Schindlerjuden, призывающего помогать Оскару: «Мы никогда не забудем беды египетские, мы не забудем Хамана, мы не забудем Гитлера. Но среди неправедных мы всегда будем помнить праведных. Помните об Оскаре Шиндлере».

Среди тех, кому довелось пережить Холокост, порой возникало и недоверие к рассказам о столь благословенном трудовом лагере, какой был у Оскара, сомнения слышались и в голосах некоторых журналистов на пресс-конференции Шиндлера в Иерусалиме.

– Чем вы объясните, – спрашивали они, – свое тесное знакомство с высшими чинами СС в Кракове, с которыми вы постоянно имели дело?

– На том этапе истории, – ответил Оскар, – было как-то трудновато решать судьбу евреев с главным раввином Иерусалима.

Незадолго до окончания аргентинской эпопеи Оскара Шиндлера отдел свидетельств музея Яд ва-Шем запросил и получил от него полный отчет о его деятельности в Кракове и в Бринлитце. И теперь по инициативе отдела и учитывая мнение таких людей, как Ицхак Штерн, Якоб Штернберг и Моше Бейски (некогда подделывавшего для Оскара немецкие печати, а теперь уважаемого ученого-юриста), музей Яд ва-Шем поднял вопрос об официальном признании заслуг Оскара Шиндлера. Председателем совета был судья Ландау, который вел процесс Эйхмана. В распоряжении Яд ва-Шема находилась масса собранных им свидетельств относительно деятельности Оскара. В этом внушительном собрании документов четыре носили критический характер. Хотя все четыре свидетеля подтверждали, что без помощи Оскара им было не выжить, они осуждали его деловые методы, особенно в первые месяцы войны. Два из четырех уничижающих его свидетельств были написаны отцом и сыном, которые ранее появлялись в нашем рассказе под фамилией Ц. Когда-то Оскар поставил свою любовницу Ингрид как Treuhander над их предприятием по сбыту эмалированных изделий. Третье заявление было подписано секретаршей Ц. и повторяло слухи об избиении владельцев предприятия, с которыми Штерн познакомил Оскара в 1940 году. Четвертое заявление поступило от человека, утверждавшего, что до войны он владел эмалировочным предприятием Оскара, носившим название «Рекорд», – и Оскар Шиндлер, как он утверждал, пренебрег его интересами.