Ни одно государство в Южной Америке после провозглашения независимости не страдало так сильно от анархии, как Перу. Во время нашего посещения четыре военачальника оспаривали друг у друга верховную власть; стоило только одному слишком укрепиться, как остальные соединялись против него; но как только они побеждали, между ними снова возникала вражда. Недавно в годовщину независимости служили торжественную обедню, и президент принял причастие; во время пения «Te Deum laudamus»[265] все полки вместо перуанского знамени развернули черный флаг с изображением черепа. Представьте себе только правительство, при котором могла быть устроена в подобном случае такого рода демонстрация, выражавшая решимость сражаться насмерть![266] Такое положение дел сложилось совсем не вовремя для меня, так как оно помешало мне предпринимать какие-нибудь экскурсии далеко за пределы города. Голый остров Сан-Лоренсо, образующий гавань, был чуть ли не единственным местом, где можно было гулять в безопасности. Верхняя его часть, достигающая более 1000 футов высоты, в это время года (зимой) лежит выше нижней границы облаков, отчего вершину покрывает множество тайнобрачных растений, а также немногочисленные цветы.

На холмах около Лимы, на высоте ненамного большей, почва одета ковром из мха с группами красивых желтых лилий, называемых аманкаэ. Это указывает на гораздо бо́льшую влажность, чем та, которая наблюдается на соответствующей высоте в Икике. По направлению на север от Лимы климат становится все более влажным, пока, наконец, мы не находим на берегах Гваякиля, почти под самым экватором, великолепнейшие леса. Впрочем, этот переход от бесплодного побережья Чили к плодородной полосе описывают как довольно резкую перемену, наступающую на широте мыса Бланко, двумя градусами южнее Гваякиля.

Кальяо – грязный, плохо построенный маленький приморский порт. Жители, как и в Лиме, являют всевозможные оттенки смешения европейской, негритянской и индейской крови. Это, по-видимому, народ развратный и пьяницы. В воздухе стоит зловоние, и особенно силен был тот своеобразный запах, каким отличаются почти все города в тропиках. Крепость, выдержавшая длительную осаду лорда Кокрена[267], имеет внушительный вид, но во время нашего пребывания президент продал медные пушки и начал срывать отдельные части крепости. Объяснял он это тем, что у него нет офицера, которому он мог бы доверить такой важный пост. У него были все основания так думать, ибо он сам стал президентом при помощи мятежа, который поднял, командуя этой же крепостью. После того как мы оставили Южную Америку, он поплатился обычным образом – был побежден, взят в плен и расстрелян.

Лима стоит на равнине, в долине, образовавшейся в процессе постепенного отступления моря. Она расположена в 7 милях от Кальяо и на 500 футов выше его, но так как подъем очень отлогий, дорога кажется совершенно ровной; поэтому по прибытии в Лиму трудно поверить, что поднялся хотя бы на сто футов; это странное обманчивое впечатление отмечает и Гумбольдт. Крутые обнаженные холмы поднимаются, точно острова, из равнины, разгороженной прямолинейными, сбитыми из глины стенками на отдельные, большие зеленые поля. На последних нет почти никаких деревьев, кроме немногих ив да случайных групп бананов или апельсинов.

Город Лима находится теперь в состоянии крайнего упадка: улицы почти не замощены, повсюду громоздятся кучи нечистот, среди которых черные гальинасо, так же привыкшие к людям, как домашняя птица, склевывают куски падали. В домах обыкновенно есть верхний этаж, построенный, во избежание опасности при землетрясениях, из оштукатуренного дерева; некоторые из старинных домов, где теперь живет по нескольку семейств, чрезвычайно велики и своими апартаментами могут поспорить с великолепнейшими дворцами в любом городе. Лима, город королей, должно быть, была когда-то великолепна. Необыкновенное множество церквей и поныне придает ей какой-то своеобразный и удивительный вид, особенно если смотреть на нее с небольшого расстояния.

Однажды я отправился с несколькими купцами на охоту в непосредственной окрестности города. Охота была самая жалкая, но я имел возможность осмотреть развалины одной из древних индейских деревень с могильным холмом посредине, который был очень похож на естественный холм. Остатки домов, оград, оросительных каналов и могильные холмы, разбросанные по этой равнине, создают полное представление об уровне развития и численности древнего населения. Рассматривая гончарные изделия, шерстяные ткани, изящной формы утварь, высеченную из самого твердого камня, медные орудия, украшения из драгоценных камней, дворцы и гидравлические сооружения, невозможно отнестись без уважения к той высокой культуре, какой достигли у индейцев искусства и ремесла. Могильные холмы, так называемые уаки, поистине колоссальны, хотя в некоторых местах это, по-видимому, естественные холмы, которые индейцы несколько отделали, придав им определенную форму.

Тут имеются также развалины совсем иного рода, представляющие некоторый интерес, а именно остатки старого Кальяо, разрушенного сильным землетрясением 1746 г. и сопровождавшей его волной. Разрушение было, должно быть, еще более полным, чем в Талькауано. Массы гальки почти скрывают фундаменты стен; по-видимому, отступившие волны кружили огромное количество кирпича подобно голышам. Утверждают, что во время этого памятного толчка страна опустилась, но я не мог отыскать никаких тому доказательств; впрочем, в этом нет ничего невероятного, ибо форма берега подверглась, должно быть, некоторым изменениям со времени основания старого города: никто в здравом рассудке не выберет добровольно для своего поселения узкую косу из галечника, на которой теперь находятся развалины. Уже после нашего путешествия г-н Чуди, сравнивая старинные и современные карты, пришел к заключению, что и к северу, и к югу от Лимы берег, безусловно, опустился.

На острове Сан-Лоренсо имеются вполне убедительные доказательства его поднятия в современный период; это, конечно, не противоречит тому представлению, что впоследствии произошло некоторое понижение почвы. Та сторона острова, что обращена к бухте Кальяо, представляет собой три слабо выраженные террасы, образовавшиеся в результате денудации, причем нижняя из них покрыта на целую милю в длину слоем, который почти целиком состоит из раковин 18 видов моллюсков, живущих в настоящее время в прилежащем море. Высота этого слоя составляет 85 футов.

Многие раковины сильно корродированы и имеют вид гораздо более древний и разрушенный, чем те, что лежат на побережье Чили на высоте 500–600 футов. Раковинам в этом слое сопутствует большое количество поваренной соли, немного сернокислого кальция (и та и другая соль остались, вероятно, после испарения морских брызг по мере медленного поднятия суши) вместе с сернокислым натрием и хлористым кальцием. Раковины лежат на обломках подстилающего их песчаника и покрыты детритом на несколько дюймов в толщину. Выше по той же террасе раковины, как можно проследить, уже расслаиваются чешуйками и распадаются в тончайшую пыль; на верхней же террасе, на высоте 170 футов, а также в некоторых значительно более высоких местах я находил слой порошка солей, в точности такой же на вид и лежавший в таком же положении относительно остальных слоев.