Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она тоже! — кивает Юлька на Нонну.
— Она еще на этапе неопределенности, мозг требует подпитки, чтобы справиться с ворохом проблем.
— Это что же за проблемы? В чем пойти на первое свидание с Олегом? Или с Федей? Вот она, нынешняя молодежь! Сначала — в койку, а потом — на первое свидание!
Нонна и не думает защищаться.
— Говорите, что хотите, но мы с вами как настоящие ведьмы меняем реальность. Вы посмотрите, что происходит. Мы пишем о своих желаниях — они исполняются. Мы пишем о том, что с нами происходит, — и это закрепляется, фиксируется.
— А когда ты вчера на Федю наступила, ты о чем думала? — дознается Юля. — О мистике жизни?
— Именно!
— Вот идиотка. А я бы просто обрадовалась. Ты радоваться умеешь?
Нонна хватает рукопись и, не слушая подругу, начинает писать.
— Нет, ответь. А когда с Олегом проснулась, тоже думала о парадоксах жизни?
— Да…
— Она больная, оставь ее, — просит Сонька и гладит Нонну по голове.
— Ну зачем ты так! Ты же знаешь, как все произошло, знаешь, что я мучилась и раскаивалась. Зачем ворошить прошлое, которое и так камнем висит на моей шее! Про это мы уже писали.
— Так, хватит нам русской классики! Вчера — Островский, сегодня — Чехов. Действительно, в чем пойдешь на свидание, Раневская ты наша?
— А с кем у нее свидание? Я что-то запуталась.
— Неважно с кем, главное — в чем.
Нонна с надеждой глядит на Юлю:
— А можно в новом?
— Это в чем же? Это в штанах льняных от Босса?
— А что, нельзя, да? — путается Нонна. — Ужасно, да? Почему же вы мне об этом там не сказали?! Я ведь с собой юбку специально брала, чтобы переодеться, если что!
— Постой, постой, я разве что-нибудь сказала? — беспокоится Юля. — Что ты в истерику впадаешь?
— Потому что она ужасно хочет на два свидания, потому что ей приятно оказаться между двумя мужиками, потому что ей страшно хочется обновок. Ей хочется быть нормальной бабой, — растолковывает Соня.
Нонна хватает рукопись книги.
— Пишем! Пишем!
— Нет, ты не прикрывайся тетрадкой, — настаивает Соня.
— Это не тетрадка, — уверяет Нонна. — Это наша миссия. У нас миссия такая, мы должны опубликовать эту книгу и…
— Разбогатеть, — лаконично завершает Соня.
Как бы не так. Нонку ведь не собьешь с мысли. Зануда. Интересно, что с ней будет в старости?
— Помочь тысячам женщин.
— Ну зачем же тысячам, давай сразу миллионам, — смеется Юля.
Нонна, как Гагарин, машет рукой, но вместо «Поехали!» говорит:
— Пишем!
И не дождавшись энтузиазма от подруг, наматывает строчки сама.
— А Добруша как? — спрашивает Юля.
Соня любовно смотрит на большой перстень на пальце.
— Поздравил с учреждением магазина, — и теребит Нонкины волосы. — Кстати, надо финансовый отчет ему послать.
— Пишем!
— Конечно, пишем. Юля, читай вслух, что она там пишет?
Юля заглядывает в тетрадь и читает:
«Исполнение желаний. Кто из нас умеет правильно загадать желание? Кто из нас может справиться с тем, что желание исполнено? Может быть, целью было не само желание, а его исполнение, процесс. И не чувствуете ли вы пустоту от того, что вот она здесь — ваша хрупкая воздушная мечта. Но она уже не та, она похожа на конкретную, очень конкретную тетю. Она приняла материальные формы и уже… не обольщает Как вы поступите? Предадите мечту или примете ее материализацию такой, какая она есть? Думайте. Будем думать вместе».
День только начинался, а в зале за кулисами небольшого, но уютного городского театра сам собой затеялся безумный хоровод. Женщины, мужчины и даже дети разных возрастов бегали из зала за кулисы, из радиорубки в осветительный цех. Кто-то кого-то искал, находил и вновь расставался. Кто-то кого-то звал, проклинал, возносил до небес и снова ссорился. Невозможно было понять, кто должен везти декорации и куда могла подеваться лазерная установка. Возились с бумагами, одеждой, электродрелью, панелями и другими взаимоисключающими друг друга предметами: задником, цветами, русскими валенками, выпивкой и закусками для гостей. Занимались тысячью дел одновременно. Шла подготовка к показу моделей одежды.
Полуголая модель нашла укромный уголок и старательно дышит по системе йогов. Стилист гримирует другую модель. Художник по боди-арту разрисовывает тело одной из девушек. Она стоит на большом куске целлофана, и кажется, что девушка стоит на льдине. Оторвавшись от упругой задницы модели, художник вдруг во все горло кричит:
— Ну где Юля, черт возьми?! Куда она пропала?
Двое маленьких детей с визгом гоняются друг за другом. Пожилой мужчина в спецодежде и фирменной кепочке невозмутимо проходит с электростеплером, как с пистолетом наизготовку, сквозь строй голых манекенщиц и ряды стоек-вешалок с тонкими изысканными платьями. Сверяясь с бумагой, он укрепляет какие-то скобы. За ним идут еще двое и укрепляют жгуты. Один из них, что помоложе, во все глаза разглядывает происходящее. Пожилой дает ему подзатыльник.
Пробегает распорядитель — худой вертлявый мужчина неопределенного возраста — со стопкой пригласительных билетов.
— Геворкян! Кто здесь Геворкян?
Потом вскакивает на стул и кричит, уже возвышаясь над суетой:
— Или Сквирская?! Или Артемьева! Кто-нибудь есть?
Распорядитель спрыгивает со стула и бежит дальше, бормоча на бегу:
— Только сейчас обратил внимание… Как странно договор оформлен…
По только что установленному тросу с резким механическим звуком стремительно проезжает платье на вешалке.
А Артемьева, Сквирская и Геворкян спрятались у Лосевой. Разлили шампанское, хоть у Лосевой и не выпивали.
— Девочки, выпьем за нас! Мы это заслужили, — провозглашает Юля.
— Не говори «гоп»! — волнуется Нонна.
— Заткните ее чем-нибудь, чтоб не каркала. Лося, тащи плюшек, пусть съест, — обращается к Лосевой Соня.
Смеются, выпивают за успех. До показа девять часов.
Они решились на это без страха и без лишних размышлений. Как только Юля показала эскизы, Нонка и Соня ответили: «Шей, мы твои!» Идея Юльки была проста и красива. Она придумала коллекцию «Невесты мира». Расы, времена и стили должны были перемешаться, сплавиться и возродиться в торжественном и оглушительном гимне женщине, которая уже достаточно выросла, чтобы уйти из-под родительской опеки, но еще не стала женой и матерью. Невеста — это невесть кто. Между домами отца и будущего мужа, шагнувшая за один порог, но не переступившая другого, сошедшая со своей девичьей постели и не разделившая еще ложа с мужчиной, данным ей на все времена. В эти несколько свадебных часов, когда она невесть кто, может, и есть она — подлинная? Идея была потрясающей.