Во мраке комнаты было трудно различить темное лицо Миранды.

— Вот заехал к вам в гости, — сказал он. — Решил преподнести сюрприз.

— Раньше такого не случалось, — заметила она.

Ему показалось, что голос ее звучит хрипло и чуждо. Хорошо бы разглядеть ее поотчетливее. Может, она догадывается, что он видел человека, вышедшего из дома?

В эту минуту из своей комнаты появилась Матильда. Молча посмотрела на него. Она знает, подумал он. Знает, что ее мать предала меня. Как иначе она может защитить ее? Только молчанием.

Он поставил пакеты на пол и снял пиджак.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — сказала Миранда.

Сперва он просто не поверил своим ушам. Повернулся к ней с пиджаком в руках:

— Ты просишь меня уйти?

— Да.

Секунду он смотрел на свой пиджак, потом бросил его на пол. И ударил ее, со всей силы, прямо в лицо. Миранда потеряла равновесие, но не сознание. Прежде чем она успела подняться на ноги, он схватил ее за блузку и рванул вверх.

— Ты просишь меня уйти, — тяжело дыша, повторил он. — Если кто-то и уйдет, так это ты. Но и тебе никуда не уйти.

Он втащил ее в гостиную, швырнул на диван. Матильда хотела было помочь матери, но Клейн гаркнул, чтобы она не двигалась с места.

Сам сел на стул перед Мирандой. Темнота в комнате вдруг опять привела его в ярость. Он вскочил, зажег все лампы. И увидел, что из носа и изо рта у Миранды течет кровь. Снова сел на стул и уставился на нее.

— Из твоего дома вышел мужчина. Чернокожий. Что он здесь делал?

Она не отвечала. Даже не смотрела на него. На кровь, которая текла по лицу и капала на пол, она вообще не обращала внимания.

Ян Клейн подумал, что все это бессмысленно. Что бы она ни сказала и ни сделала, она предала его. Дорога кончилась. Дальше пути нет. Что делать с Мирандой, он не знал. Не мог представить себе, чем ей отомстить. Посмотрел на Матильду. Та по-прежнему не шевелилась. На лице у нее застыло выражение, какого он прежде никогда не видел. Не понимал, что оно означает. И от этого тоже чувствовал неуверенность. Затем он обнаружил, что Миранда смотрит на него.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — повторила она. — И я не желаю больше видеть тебя. Это твой дом. Ты можешь остаться, но тогда уйдем мы.

— Никто отсюда не уйдет, — сказал он. — Я хочу только, чтобы ты все рассказала.

— Что ты хочешь услышать?

— С кем ты разговаривала. Обо мне. Что сказала. И почему.

Она смотрела ему прямо в глаза. Кровь под носом и на губах уже свернулась и почернела.

— Я рассказывала о том, что находила в твоих карманах, когда ты спал здесь. Я слушала, что ты говорил во сне, и записывала. Может быть, это не имеет значения. Но я надеюсь, что это приведет к твоей гибели.

Миранда говорила чужим, хриплым голосом. И он понял, что таков ее настоящий голос, а тот, каким она говорила все эти годы, был притворным. Все было притворным, он уже вообще не находил искренности в их взаимоотношениях.

— Чем бы ты была без меня?

— Возможно, я бы уже умерла. А возможно, была бы счастлива.

— Ты жила в трущобах.

— Думаю, мы способствовали тому, чтобы их снесли.

— Не приплетай сюда мою дочь.

— Ты — отец ребенка, Ян Клейн. Но дочери у тебя нет, у тебя нет ничего, кроме собственной гибели.

На столике между ними стояла стеклянная пепельница. Теперь, когда у него не осталось слов, он схватил ее и с размаху швырнул Миранде в лицо. Она едва успела увернуться. Пепельница упала рядом с ней на диван. Ян Клейн вскочил на ноги, отшвырнул столик, снова схватил пепельницу и занес над ее головой. В этот миг он услышал странный звук, шипящий, словно звериный. Матильда шагнула вперед и что-то шипела сквозь зубы, он не разбирал слов, но видел в ее руках оружие.

Матильда выстрелила. Пуля ударила Яна Клейна прямо в грудь, и он как подкошенный рухнул на пол. А они стояли и смотрели на него — это было последнее, что различил его гаснущий взгляд. Он пытался что-то сказать, пытался удержать жизнь, которая стремительно уходила. Но уцепиться было не за что. Не за что.

Облегчения Миранда не ощущала, но и страха не испытывала. Посмотрела на дочь — та повернулась к мертвецу спиной. Миранда забрала у нее пистолет. Потом пошла к телефону и позвонила человеку, который приходил к ним и которого звали Схееперс. Она еще раньше звонила ему и оставила листок с номером возле телефона. Теперь она поняла, почему так поступила.

Ответила женщина, назвала свое имя: Юдифь. Потом позвала мужа, который тотчас взял трубку. Он обещал немедля приехать в Безёйденхаут и попросил Миранду ничего не предпринимать до его появления.

Юдифи Схееперс объяснил, что с обедом придется подождать. Но не сказал почему, а она расспрашивать не стала. Ведь скоро все кончится, он сам сказал накануне. Жизнь опять вернется в давнюю колею, они опять поедут в парк Крюгера и посмотрят, там ли еще белая львица и все так же ли они ее боятся. Схееперс связался с Борстлапом, обзвонил несколько номеров, пока разыскал его, сообщил адрес, но просил не заходить в дом, подождать его самого.

Когда он приехал в Безёйденхаут, Борстлап ждал на улице, возле своей машины. Открыла им Миранда. Провела в гостиную. Схееперс положил руку на плечо Борстлапа. До сих пор оба не проронили ни слова.

— Мертвец, который лежит там, — это Ян Клейн, — сказал Схееперс.

Борстлап ошеломленно воззрился на него, тщетно ожидая продолжения.

Ян Клейн был мертв. В худом, чуть ли не изможденном лице ни кровинки. Что здесь произошло — преступление или трагедия? — думал Схееперс. Но пока не нашел ответа.

— Он ударил меня, — сказала Миранда. — И я его застрелила.

Когда она произносила эту фразу, Схееперс случайно посмотрел на Матильду. И заметил, что слова матери удивили ее. Яна Клейна застрелила Матильда, сообразил он, дочь застрелила отца. Ян Клейн бил Миранду, свидетельством тому синяки и кровь на ее лице. Успел ли он понять? — подумал Схееперс. Успел ли понять, что умирает и что его родная дочь держит в руках оружие, которое принесло ему смерть?

Ни слова не говоря, Схееперс знаком предложил Борстлапу выйти с ним вместе на кухню. И закрыл дверь.

— Меня не интересует, как вы это сделаете, — сказал он. — Но вы должны вывезти труп и сделать так, чтобы все выглядело как самоубийство. Ян Клейн сидел под арестом. Это оскорбило его. И, спасая свою честь, он покончил с собой. Вполне приемлемый мотив. Пресечь слухи, связанные с разведслужбой, обычно труда не составляет. Желательно сделать все это сегодня же вечером или ночью.

— Я рискую своей должностью, — сказал Борстлап.

— Даю слово, что вы не рискуете ничем, — ответил Схееперс.

Борстлап долго смотрел на него, потом спросил: