Мятежная Похитительница Павших нарочно показывалась ему на глаза. Была ли она ангелом-хранителем или же смертельно опасным врагом? Или всего-навсего орудием? Та Арленсуль, про которую рассказывали северные легенды, думала лишь о мести.

Свавар ей нисколечко не сочувствовал. Она намеревалась заставить его окончательно возненавидеть свое жуткое бессмертие и тем самым превратить в союзника, который поможет в нужный момент.

Асгриммур Гриммсон звезд с неба не хватал, но и он мало-помалу сумел разобраться в происходящем. Император платил разбойникам, почти ничего не требуя взамен, и у него было вдоволь времени обо всем подумать.

Нынешний Свавар, имперский наемник, уже ничем не напоминал того стурлангера Асгриммура Гриммсона, который несколько столетий назад отправился в путь вслед за старшим братом. Андорежец побывал в Обители Ночи и теперь медленно превращался в одно из тех самых созданий, которых так люто ненавидел, – в крошечного птенца в большой стае Орудий Ночи. Так уже случалось миллионы раз, и никто, с кем происходила подобная метаморфоза, обычно ничего не замечал. Свавар переставал быть человеком.

А непокорная дочь Всеотца ему в этом помогала.

Почти никто из смертных не знал, что можно превратиться из человека в бессмертное создание. Тем, у кого хватало удачи и силы воли, была уготована божественная участь.

Те же, кто знал, обычно недооценивали значимость удачи. Многие великие волшебники всю жизнь пытались достичь бессмертия и в результате гибли. А невежественные варвары вроде Свавара добивались успеха исключительно по собственному неведению. Та самая заклятая голова, которую откопал в Колдовских холмах Шагот, когда-то принадлежала шаману, пытавшемуся превратиться в Орудие Ночи. Но настоящие Орудия Ночи воспользовались этим желанием и обманули его. Все это происходило в далекой древности, когда в мире было гораздо теплее, льды еще не сковывали северные земли, а люди и боги вели себя гораздо простодушнее.

Свавар научился чувствовать присутствие Арленсуль даже лучше, чем присутствие Шагота. Когда изгнанница приближалась к лагерю, он ощущал пустоту, ненависть и отчаяние. Обычно Свавару ни до кого не было дела, и все же ему было интересно: каково это – послушать рассказы о подвигах дочери Серого Странника и рассказать ей про свои собственные.

У Шагота появилась неприятная привычка – мгновенно пробуждаться от мертвого сна. Свавар как раз жарил на костре глупого и не очень проворного зайца, которого вспугнула для него Арленсуль, когда Шагот вдруг вскочил и закричал:

– Что тут, будь я трижды проклят, творится? Что-то не так.

Будто бы и не он перед этим проспал двадцать шесть часов без перерыва. На снег, успевший покрыть все вокруг ровным слоем, стурлангер внимания не обратил.

– Это Окска, мерзавец, – отозвался Свавар. – Не желает выполнять приказы. Сейчас зайчатина будет готова.

Свавар прекрасно знал, что обеспокоил Шагота совсем не Рашаки.

– А? – отозвался брат, озираясь по сторонам. – Он что – больше не караулит перевал?

– Не в этом дело, Грим, – тихо, чтобы не услышали дружки Рашаки, отозвался Свавар. – Пока ты спал, мы получили целых три послания от Вондеры Котербы. Император хочет, чтобы мы встали лагерем неподалеку от Аль-Ситизи и перекрыли дорогу на запад. Вернее, не перекрыли, а просто перехватывали гонцов. Окска говорит, что хочет получить больше денег. Но по мне, так он просто осел безмозглый.

– Он что – не выполняет приказы Котербы и самого императора?

Свавар облегченно вздохнул: брат отвлекся и больше не заговаривал о том, что, скорее всего, и пробудило его ото сна, – о присутствии Арленсуль.

Шагот мигом умял бо́льшую часть своей доли зайчатины, вытер пальцы и заявил:

– Братишка, будешь меня прикрывать.

Он достал страшную голову и выкованный в незапамятные времена меч.

Разбойники, среди которых не было ни одного настоящего солдата, а только жалкий сброд, разинув от изумления рты, смотрели, как Шагот широким шагом подошел к хижине Рашаки и вышиб ногой трухлявую дверь. Внутри он отрубил голову одному из командиров, снес полчерепа у второго, а потом тихим спокойным голосом, каким покупатель на рынке интересуется ценой на мешок репы, сказал Окске:

– Ты не подчинился приказу императора, – и изо всей силы пнул предводителя.

Тот посмотрел на высохшую голову, на окровавленный меч и на Шагота.

– Я думал, они предложат нам больше.

– Император – человек чести и свое слово держит. И от тебя ждет того же. Пора наконец нам найти такого предводителя, который сделает, что следует.

– Ты прав.

– Хорошо. Значит, здравый смысл тебе все же не чужд. Я буду хорошим предводителем, не слишком суровым. Мы с братом скоро уйдем от вас. Братишка, помоги моему новому помощнику встать, мы с ним пожмем друг другу руки.

Рашаки не отличался особым ростом или силой, он стал предводителем лишь потому, что был хитрее и жестче остальных.

– Вы – агенты императора?

– Что-то вроде того, – согласился Шагот и вонзил меч в грудь Рашаки, которого услужливо держал для него Свавар. – Хотя служим мы силе, стоящей неизмеримо выше жалких людских владык.

Окска успел перед смертью разобрать эти слова и поверил в них, потому что видел то, что не видел никто другой.

Уцелевшие помощники бывшего главаря рассказали остальным о смене власти.

Никто не стал спорить со стурлангерами, все понимали: меж ними ходят посланцы Ночи.

Свавар видел: бывшие дружки Рашаки думают точно так же, как думал совсем недавно и сам Рашаки, – надо подыграть безумному иноземцу, а когда его снова одолеет волшебный сон, они с легкостью прикончат сначала его брата, а потом и его самого.

Шагот, если он вообще о чем-либо думал, полагался на помощь Старейших. А Свавар – на Арленсуль. Она-то была рядом, и братья Гриммсоны были ей нужны.

Шайка покинула лагерь и спустилась с холмов. Но даже тут не переставая шел снег. Снег этот таял и превращался в грязь – словно бы грязь была по сердцу всем богам, малым и великим.

В первую неделю после переворота разбойники шесть раз собирались покуситься на жизнь братьев. Но каждый раз заговорщики гибли, причем самым жутким образом. Из некоторых выпили всю кровь еще до того, как они решились напасть.

В тот день когда погиб Окска Рашаки, в банде было восемьдесят восемь человек не считая нескольких несчастных шлюх и сопливых младенцев. Когда разбойники наконец добрались до места, указанного Вондерой Котербой, их было уже шестьдесят пять. Остальные бежали, прихватив своих женщин и детей.

Два месяца бандиты перехватывали кальзирских гонцов: одиноких всадников и даже небольшие отряды. Пленных отправляли на восток Феррису Ренфрау. Платил он щедро. Такую жизнь едва ли можно было назвать сказкой, но она была вполне сносной. И могла со временем улучшиться.