и не понимая происходящего, он не знал, можно ли

обнять и ему. Нужно ли?

– Как же сильно ты меня любишь, – сказала Дуня. – Значит, ты любишь меня по-

настоящему. Любишь, болея за меня. Такого тебя я тоже могу полюбить. Ты знал всю правду

обо мне. Я и сама знаю, что я ничтожная. Нет, не ничтожная, я какая-то убогая. А ты знал, и

все равно хорошо ко мне относился, значит, ты веришь в меня. Но я не хочу быть такой, не

хочу быть бестолковой, и если ты все это видишь, то должен знать, как мне стать другой. Ты

поможешь?

– Ой, ну конечно, – растерянно согласился Николай, – я постараюсь. Я все сделаю. О,

да я, кажется, понял теперь тебя. У тебя же целый комплекс неполноценности. Вот от чего

все идет. Поэтому-то у тебя и нет своей воли, твердости, уверенности.

Они словно поменялись ролями. Дуня говорила жарко, как будто ждала, что он

поможет ей в чем-то прямо сейчас. А Бояркин, только что, низвергнув, заземлив ее,

превратив в обыкновенную так же легко, как и возвышал, почувствовал внезапное

охлаждение. "Так что же, неужели я ее на самом-то деле не люблю?" – испугался он и потом

весь вечер не мог отделаться от этого сомнения.

– Где мы с тобой завтра встретимся? – прощаясь, спросил Николай. – Мне не хочется,

мне надоело встречаться случайно.

– Приходи за огороды, – сказала Дуня.– Там стог сена. Подождешь около него. Только

встретимся попозже, чтобы долго не засиживаться. Мне теперь некогда. Часок, и все.

Хорошо?

* * *

К стогу на другой день Бояркин пришел первым. Сено снизу было развалено. Николай

постелил плащ и лег, взяв в зубы сухую пыльную травинку. Из клуба слышалась все та же

электронная музыка. Откуда-то сбоку на небо выползла поздняя луна. Волнуясь, Николай все

смотрел на темный силуэт дома с постройками, и сразу, как только Дуня вышла в огород, он

заметил ее.

Дуня была в джинсовом платье с вышитыми на нем цветочками, еле видимыми в

лунном свете. Она принесла банку молока и пресные домашние калачики.

– О-о! Ты как пастушка, – восхищенно сказал Николай. – Наверное, пастушки были

такими же.

Дуня сбросила туфли и, вытягивая носки, пошла по сену босиком. Ступни ее были

маленькие и гибкие. У стога она остановилась и с шуршанием навалилась на него спиной.

Сегодня ей хотелось понравиться. Когда Николай напился молока, она забрала банку и села

рядом. У них много накопилось несказанного. Дуня рассказывала об учебе, о подготовке к

экзаменам. Николай вспомнил свои экзамены, стараясь рассказать по смешному даже то, что

не было смешным, убеждая, что совсем не стоит излишне волноваться.

Луна огибала круглое небо краем и теперь плавно проходила сквозь крону какого-то

дерева, растущего неподалеку. В невидимом воздухе она разгорелась очень ясно, освещая

стелющийся по лугу туман и создавая четкую тень. Дуня сидела, заслоненная от света

Бояркиным, и он часто отклонял голову, чтобы видеть ее лицо. Желтый свет не ослеплял, и

Дуня смотрела широко открытыми глазами с большими черными зрачками. От тумана,

который проходил по лугу, тянуло сыростью, но в сухом сене было хорошо.

– Красиво здесь, – сказал Бояркин.

– Красиво, – согласилась Дуня. – Днем я учу здесь билеты, загораю заодно. На этом

месте я обычно играла, когда была маленькой. А еще любила сидеть вон там, на жердушках,

и наблюдать за облаками. Когда долго на них смотришь, всегда тянет упасть на землю.

Однажды я вот так смотрела, и мне показалось, что на самом деле облака не плывут, а стоят,

что это сама земля вместе с жердями, на которых я сижу, с полем, с лесом плавно проходит

под облаками. Я и сейчас еще могу все это так увидеть, если захочу.

Николай прижал ее плечи рукой, и Дуня послушно прильнула к нему. Все было

хорошо, но и это свидание закончилось неожиданно.

– Послушай, Дуня, а как ты относишься ко мне? – спросил Николай. – Только честно.

– Меня очень тянет к тебе. Не знаю, что это такое. Наверное, тоже люблю.

– Что-то не очень верится, – обрадовано сказал Бояркин.

– А хочешь, докажу?

– Как же? – спросил Николай, думая, что она его поцелует.

Дуня вдруг вскочила на ноги и что есть силы закричала:

– Люб-лю-ю!

Ее крик в вечернем сыроватом воздухе прозвучал глухо и нигде не отдался эхом. Дуня

постояла еще с минуту и опустошенно, медленно опустилась на сено. Николай, досадливо

покачивая головой, смотрел куда-то в сторону. Что-то неожиданно сломалось в их

отношениях. Молчание затягивалось. Дуня снова поднялась, прошлась по сену. Постояла,

глядя через огород в сторону своего дома. Николай тоже встал.

– Давай встретимся здесь же через неделю, – сказала она. – Испытаем себя еще раз…

– И что за чертовщина с нами происходит… – вздохнув, проговорил Бояркин.

Они сочувственно, но без всякого сожаления пожали друг другу руки и, не

оглядываясь, разошлись.

…В эту ночь Бояркину приснилось, будто Дуня, подойдя к его кровати, медленно

наклонилась и поцеловала… Это было настолько явственно, что Николай своими губами

ощутил маленькие трещинки на ее губах, которые наяву только видел. Он потянулся, обнял

Дуню и проснулся. Он лежал на спине, раскинув руки так, что одна рука лежала около самой

стены, а вторая свешивалась с кровати. Не веря, что это был только сон, Николай сел на

постели и стал шарить по воздуху вокруг себя, пока не наткнулся на холодную спинку

кровати. "Кажется, у нас с Дуней все идет к завершению, – подумал он. – И даже не потому,

что она хочет этого, а потому, что все кончается во мне самом".

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Свиданиями с Дуней Бояркин как будто бы уж и не особенно дорожил, но когда ему

пришлось переживать целую неделю, назначенную Дуней для испытания, то большие, яркие,

почти что летние деньки стали для него пустыми и бессмысленными, как мыльные пузыри.

На выходные Бояркин поехал в город. В автобусе он подсел к Саньке, который уезжал

со всеми своими вещами. Почти всю дорогу они или дремали, или глазели в окно. Там

тянулись поля, березнячки, проносились маленькие деревеньки, в которых большой автобус

не останавливался. Было уже недалеко от города, когда Санька повернулся к Бояркину.

– А вот когда людей-то много будет, надо на одной орбите с Землей оборудовать еще

несколько таких же земель, – предложил он. – Расколоть хотя бы на части какую-нибудь

большую планету Солнечной системы и притащить. Ну, произвести там необходимую