— Ну, — ответила Маргарет, — я еще не знаю, поеду ли я, но если я поеду, думаю, что я не такая уж знатная дама, чтобы не обойтись без тебя в путешествии. Нет, добрая старая Диксон, у тебя будет длительный отпуск, если мы поедем. Но я боюсь, придется долго ждать этого «если».

Диксон не понравились эти слова. Во-первых, ей не нравилось, что Маргарет в шутку называла ее «доброй старой Диксон» всякий раз, когда хотела быть особенно убедительной. Она знала, что мисс Хейл была склонна ласково называть всех людей, что пришлись ей по душе, «старыми», но Диксон всегда передергивало, когда это слово применяли к ней. Ей было немногим больше пятидесяти, и, как она считала, это была самая лучшая пора жизни. Во-вторых, ей не понравилось, что ее слова так легко приняли на веру. Несмотря на весь ужас, втайне она испытывала интерес к Испании, инквизиции и католическим таинствам. Поэтому, откашлявшись, словно показывая свою готовность покончить с трудностями, она спросила мисс Хейл, не думает ли та, что, если постараться не встречаться со священниками и не входить в их церкви, опасность, что ее обратят в другую веру, будет не столь велика? Мастер Фредерик, без сомнения, принял странное решение.

— Я полагаю, что именно любовь склонила его к тому, чтобы переменить веру, — ответила Маргарет, вздыхая.

— И правда, мисс! — сказала Диксон. — Что ж! Можно держаться подальше от священников и церквей, но любовь подкрадывается неожиданно! Думаю, лучше мне туда не ехать.

Маргарет боялась позволить себе часто думать о поездке в Испанию. Но эти мысли отвлекали от охватившего ее настойчивого желания все объяснить мистеру Торнтону. Мистер Белл, кажется, сейчас безвыездно живет в Оксфорде и не планирует в ближайшее время поездку в Милтон, и что-то необъяснимое, казалось, удерживало Маргарет от вопросов или намеков на вероятность такой поездки. Также не позволила она себе упомянуть о том, что Эдит рассказала ей о его намерении — возможно, всего лишь о минутном порыве — поехать в Испанию. В тот солнечный, беззаботный день в Хелстоне он ни разу не обмолвился об этом. Возможно, это был всего лишь каприз, но, если бы он оказался правдой, какой бы это был замечательный способ уйти от монотонности настоящего, которое начинало угнетать ее.

Одним из самых больших удовольствий в жизни Маргарет в это время был ребенок Эдит. Он был гордостью и игрушкой для обоих родителей, пока вел себя хорошо. Но мальчик был очень упрям, и, как только он начинал неистово капризничать, Эдит быстро утомлялась и в отчаянии вздыхала:

— О боже, что мне с ним делать? Маргарет, пожалуйста, позвони в колокольчик, чтобы пришла Хэнли.

Но Маргарет, пожалуй, больше любила малыша, когда он проявлял свой характер, чем когда был паинькой. Она уносила его в комнату, где, проявляя непреклонность, иногда действуя обаянием или хитростью, усмиряла его, целовала и гладила до тех пор, пока он, потершись своим раскрасневшимся и заплаканным личиком о ее щеки, не засыпал у нее на руках или на плече. Это были самые приятные моменты для Маргарет. Ей довелось испытать то чувство, которого, как она полагала, будет навсегда лишена.

Частые визиты мистера Генри Леннокса вносили приятное разнообразие в привычный уклад дома. Маргарет находила его менее сердечным, хотя и более значительным, чем прежде. Но его развитый ум, вкус, богатые и разнообразные знания придавали иной оттенок довольно скучным беседам. Маргарет заметила, что он с легким пренебрежением относится к своему брату и невестке, к их образу жизни, который он, похоже, считал легкомысленным и пустым. Раза два в присутствии Маргарет он спросил своего брата довольно резким тоном, всерьез ли тот намерен оставить службу. И на ответ капитана Леннокса, что у него достаточно средств к существованию, мистер Леннокс поджал губы и спросил:

— Это все, для чего ты живешь?

Но братья были сильно привязаны друг к другу, как два человека, один из которых всегда ведет другого, а этот последний терпеливо довольствуется тем, что его ведут. Мистер Леннокс преуспел в своей деятельности, с точным расчетом укрепляя все те связи, что могли со временем сослужить ему службу. Он был человек проницательный, дальновидный, здравомыслящий, саркастичный и гордый. После того долгого разговора о деле Фредерика, который состоялся в первый вечер в присутствии мистера Белла, Маргарет общалась с ним лишь изредка, да и то только потому, что они состояли в родственных отношениях с одной и той же семьей. Но для нее этого было достаточно, чтобы отбросить робость, а для него — смирить задетую гордость и тщеславие. Они, конечно, постоянно встречались, но ей казалось, что он избегает оставаться с ней наедине. Маргарет предполагала, что он так же, как и она, чувствует, что они странным образом во многом разошлись в своих прежних мнениях и вкусах.

И все же, когда он говорил необычайно хорошо или шутил в своей замечательной остроумной манере, ей на мгновение казалось, что его взгляд в первую очередь останавливается на ее лице. И что в семейных беседах, в которых им постоянно приходилось вместе участвовать, ее мнение было единственным, к которому он прислушивался с уважением, более внимательно, потому что оно высказывалось неохотно и далеко не всегда.

Мой друг и друг моего отца!

Я не могу с тобой расстаться!

Я не показывал, а ты не знал,

Как дорог ты был мне.

Неизвестный автор

В успех званых обедов, которые устраивала миссис Леннокс, каждый вносил свою лепту: ее подруги — красоту, капитан Леннокс — живые новости о событиях дня. А мистер Генри Леннокс и несколько преуспевающих мужчин, которых принимали как его друзей, привносили остроумие, талант, глубокие и обширные знания, которыми они обладали в достаточной степени, чтобы не казаться педантами и не обременять легкого течения беседы.

Обеды были восхитительные. Но даже их великолепие не могло приглушить неудовлетворенность Маргарет. Любой талант, любое чувство, любое достижение, нет, даже всякое стремление к добродетели разжигали в ней костер. Потаенный, священный огонь пожирал самого себя с треском и россыпью искр. Беседуя об искусстве, гости выражали лишь свои эмоции, подробно останавливаясь на внешних впечатлениях, вместо того чтобы извлекать из него уроки. Они с энтузиазмом обсуждали высокие материи, находясь в компании, и не вспоминали о них, оставаясь в одиночестве. Они расточали свои комплименты в подходящих к случаю словах. Однажды, когда джентльмены вернулись в гостиную, мистер Леннокс подошел к Маргарет и впервые с тех пор, как она вернулась на Харли-стрит, намеренно обратился к ней:

— Вам не понравилось то, что Ширли говорил за обедом.

— Разве? Мое лицо, должно быть, чересчур выразительно, — ответила Маргарет.

— Как и всегда. Оно не утратило своей выразительности.

— Мне не понравилось, — торопливо сменила тему Маргарет, — как он защищал, пусть даже в шутку, то, что было неверно — вопиюще неверно.