Ее слова привлекли мое внимание, и я наклонила голову, посмотрела на нее.

— Как они могли использовать нас друг против друга?

Мандэй положила ноги на основание сиденья, прижала колени к груди. Воздух снаружи был свежим и успокаивающим. Я никогда раньше не замечала, какие у нее темно-зеленые глаза. Они были не яркими, как у Зефира, и не тусклыми, как у Адоры, а темно-зелеными, как у леса.

Потом я заметила, как она вцепилась в теплую кружку. Я заметила, как она опустила глаза, как у нее перехватило дыхание…

— Они сказали, что если я смогу убедить тебя присоединиться к Священному Морю, это будет моим пропуском. Но потом ты мне начала нравиться, Фэллон. Типа, мы могли бы действительно стать друзьями, понимаешь?

Она покачала головой.

— Я держусь за это чувство вины с тех пор, как мы встретились. Как будто это всегда стояло на пути между нами.

Действительно стать друзьями? Как друзья, которые прыгнули бы со скалы, чтобы спасти друг друга? Те, кто не стал бы принуждать другого вступать в ковен, когда он этого не хочет? Такие друзья, которые могли бы рассказать друг другу все, что угодно, без осуждения? Интересно, каким был настоящий друг…

Но потом я подумала о Джулиане. Он был всем этим. Мой разум закрутился по спирали, и я начала задавать вопросы всем людям в моей жизни. Фэйбл и Киони, Хелл, Адора — чувствовали ли они себя виноватыми? Скрытые мотивы быть моим другом?

— Я просто так сильно хотела присоединиться, — продолжила Мандэй, — наконец-то стать частью чего-то, быть там, где я принадлежу.

Я вспомнила, что она говорила о своей семье и о том, как она чувствовала себя такой непохожей на них. Я тоже знала, каково это — быть отвергнутой. Каково это — не быть принятой.

— Я просто хотела сказать тебе правду. Я не жду, что ты простишь меня, но я, по крайней мере, хотела, чтобы ты знала причины, а не то, что я оправдываю свои действия.

Она глубоко вздохнула и откинула голову назад, затем посмотрела на меня.

— Я бы хотела, чтобы мы могли просто начать все сначала.

Я кивнула, покачалась на кресле, отпила из кружки, затем тоже откинула голову назад. — И как обстоят дела со Священным Морем? Ты теперь одна из них?

— Пока нет. Я еще не закончила с посвящением, но после того, как оно будет завершено, я стану. Но я обещаю, что никогда больше не буду на тебя давить, — сказала она мне. — И если тебе от этого станет легче, я почти уверена, что Кейн был наказан за то, что случилось с Бенни.

— О, да? — удивленно спросила я.

Мандэй кивнула.

— Я не видела Кейна с той ночи, так что кто знает наверняка. Но каждый раз, когда его нет так долго, это всегда потому, что он сделал что-то не так. И если я права, пройдет некоторое время, прежде чем тебе придется увидеть его снова. Мистер Прюитт занимается семейным бизнесом самостоятельно. Он не жалеет Кейна.

Мандэй и остальные девочки собрали свои вещи, чтобы уйти после этого. Мы все обнялись и попрощались. Киони на мгновение задержалась, чтобы спросить, справлюсь ли я совсем одна. Я сказала ей, что одиночество — это все, что я когда-либо знала. Я не хотела говорить это так, чтобы вызвать жалость или внимание. Но это было правдой.

Я познала одиночество, а не одиночество, и совсем недавно приняла его так же, как приняла саму себя. Здесь, в Воющей Лощине, я научилась любить себя и нашла дом в своих собственных костях, что бы со мной ни случилось. И я также смирилась с постоянной болью, которая всегда была рядом и только росла. Потому что это напомнило мне обо всех тех случаях, когда я была поглощена парой серебряных глаз, и это придало мне силы духа, чтобы никогда не отпускать Джулиана Джая Блэквелла.

Сегодня вечером я бы отправилась в дремучий и темный лес ради него, Полого Язычника — того, кого все называли монстром, но который жил тройной сущностью: безжалостный злодей, в которого он заставил всех поверить, и тот, кем его представлял город. Нежность, которую никто другой не мог видеть, нежная сущность, которая носила свою душу, как кожу, и ореол вокруг ее краев, яростно страстная, с сильной жаждой всего большего и аппетитом к дерзкой любви. Затем несчастная сущность, оставшись в одиночестве, ушла в себя, заклейменная виной и стыдом, и подчинялась тьме ради одиночества, потому что не могла смириться с самим фактом своего существования.

Я бы пошла к нему, и я бы любила его. Полностью. Снова и снова… на повторе. Потому что я была уверена, что все эти вещи, из которых он был сделан, были теми самыми частями, которых не хватало во мне.

«Мы пережили шторм, ведьмы. Сегодня зловещая среда, и до Самайна осталось всего три дня. Слухи правдивы! Я буду на балу у Прюиттов. Если вы сможете опознать меня, вы получите приз. Это Скорбящий Фредди с вашими Дейли Холлоу в среду утром. Берегите себя, ведьмы, и помните, никто не в безопасности после трех часов ночи».

Объявление Фредди пришло позже утром. Почти так же, как если бы после смерти дедушки в городе что-то изменилось. Как будто его потеря затронула весь мир. Это согревало мою грудь, зная, что мир это заметил.

Разгадав кроссворд, я позвонила Джону с домашнего телефона.

— Ты переживаешь тяжелую утрату, — сказал он мне. — Ты можешь вернуться после Дня Всех Усопших, если решишь остаться в городе.

Я действительно решила остаться. Воющая Лощина была тем местом, которому я всегда принадлежала.

Призрачные шаги Каспера преследовали меня по пятам, пока я провела остаток дня, убирая дом Моргана. Много раз я проходила мимо закрытой двери дедушкиной спальни, не в силах заставить себя вернуться к кровати, где я сидела рядом с ним по утрам, я смеялась, а он бормотал оскорбления и всякий бред, который я едва могла разобрать половину времени.

Я не могла стоять у кровати, где провела много бессонных ночей, наблюдая, как он спит, наблюдая, как он переводит дыхание. Это было то же самое место, где мне пришлось звонить Мине Мэй или доктору Морли, потому что я не думала, что делаю всё правильно, или что он переживет ночь. Я не могла смотреть на шляпы на стене, или вдыхать его отчетливый запах, который пах как последняя