«Все будущие стены крепостей и городов необходимо делать с применением бетона», — подумал он. — «Манджаники скоро начнут повторять остальные, поэтому время обычных стен уже подходит к концу. Надо будет либо утолщать их вдвое против обычного, либо заливать в них толстую бетонную сердцевину».

Необходимо будет узнать у римлян рецепт изготовления бетона, но это чисто технический вопрос, ведь достаточно будет просто спросить у мастеров, которые занимаются этим. В Вероне Эйриху было недосуг, да и сейчас тоже. В будущем — обязательно.

— Есть! — отчитался старший инженер. — Сделали, претор!

— Тогда спускайтесь и подкатывайте к крану следующую башню! — приказал Эйрих.

Незаметно для остальных, но его инженерный корпус набрался недюжинного опыта в новом для готов деле, поэтому сейчас он способен решить гораздо больше задач, чем можно бы было подумать. Все доступные трактаты об осадах и инженерном деле им уже зачитали, кое-кто из них даже сумел освоить грамоту, чтобы лучше понимать, а то лучше один раз прочитать, чем хоть три раза услышать…

Практика чтения лекций прижилась только в среде инженеров, потому что они, как бы к ним не относились, всё равно, глубоко в душе, ощущают, что им переплачивают. Но Эйрих платит им большие жалования не просто так, а чтобы никто не сумел их переманить или перекупить, ну и личная верность таких специалистов тоже нужна. Это именно они сокрушают стены грандиозными машинами войны, что заставляет римлян быть очень сговорчивыми.

— Так, продолжайте, — произнёс Эйрих. — Ничего не ломать и не ронять. Саварик, лично проследи, чтобы все три камнемёта надёжно встали на осадные башни.

— Да, претор, — кивнул франк.

В этот момент, шесть манджаников, установленных на земле, дали очередной залп. Эйрих внимательно проследил за полётом каменных ядер и увидел, как они довольно кучно врезались в участок стены рядом с вратами Турата. Уже обнажённый бетон вдруг дал слабину и крупный его фрагмент, вместе со свободной от гарнизона надстройкой, съехал и исчез внутри города. Это учит Эйриха, что даже у бетонной сердцевины есть свой предел, поэтому будущие стены должны быть толще не только кладкой, но и сердцевиной.

— Наконец-то!!! — громко выкрикнул Атавульф, сидевший у своего шатра.

Сколько они обстреливают этот участок? Третьи сутки пошли, а результат только сейчас. Да, бетон радикально увеличил живучесть стены, но не сделал её неуязвимой. Нарасти Аврелиан толщину стены хоть в полтора раза от нынешней толщины, пришлось бы думать о перспективе классического штурма.

«Возможно, эти самые полтора раза и нужно закладывать в требования к будущим фортификациям», — решил Эйрих.

— Может, не надо уже эти штуки поднимать на башни? — спросил Саварик.

— Всё ещё надо, — покачал головой претор. — Это ускорит разрушение стен, а это значит, что мы провозимся тут не так долго.

Результаты пробных стрельб из баллист, использующих специально обработанные жилы животных для метания снарядов, его не впечатлили. Примерно так же, примерно на ту же дистанцию, что и малые манджаники, примерно та же настильность, а сложностей с эксплуатацией и хранением гораздо больше. Дождь пошёл — баллисты не стреляют, просто сыро — баллисты не стреляют, напутали с накручиванием баллист или всё равно начали стрелять в сырость — ждите жертв среди инженеров. Манджаники лучше.

Но манджаник нельзя поставить на осадную башню, потому что противовес его слишком тяжёл и, в целом, пространства на крыше башни недостаточно, а вот в жильных баллистах обнаружилось неожиданное конкурентное преимущество…

Эйрих кивнул воинам, остающимся наблюдать за ходом инженерной работы, а сам пошёл к своему шатру.

— Альвомир, внучок, чем занят? — спросил он, когда увидел гиганта, сидящего у костра с хмурым видом.

— Думаю, деда, — ответил Альвомир.

— Теперь я очень хочу спросить, о чём ты думаешь, — улыбнулся Эйрих.

— Деньги, деда, — вздохнул гигант. — Геня говорит…

— Что я тебе говорил об этом? — перебил его Эйрих.

— Единственная роль твоих жён — дать тебе сыновей и дочерей, — быстро и чётко процитировал Альвомир. — Да, деда, знаю, деда, но…

— Ну, хорошо, что именно говорит твоя Евгения? — решил Эйрих прояснить подробности.

Гречанку, очень выдавшуюся статью, он сначала не хотел принимать, потому что от римлян и греков одни проблемы, но потом он решил, что уж больно рослая и крепкая баба эта Евгения. Ростом она лишь чуть ниже Альвомира, способна поднять над головой полугодовалого телёнка (1) — багатурские характеристики. Жалко, очень жалко будет с ней расставаться.

— Как заработать денег, говорит… — гигант наморщил лоб и начал вспоминать. — А-а-а, вспомнил, деда! Говорит, что знает, как заработать много денег.

— Я тоже знаю, — усмехнулся Эйрих. — Но всё же, что она предлагает?

— Какой-то мастер в Сирмии, деда… — неуверенно ответил Альвомир.

Было понятно, что в голове у него внятные сведения есть, какая-то идея от жены, но передать её он не может, потому что скорбен разумом.

— Хорошо, когда вернёмся в Верону, я приду к тебе домой на ужин, — пообещал Эйрих. — Там и обсудим.

Лицо гиганта просветлело. Видимо, гречанка сумела достаточно сильно на него повлиять, раз он всерьёз озаботился её предложением. Нужно будет прояснить с ней всё до конца, чтобы наверняка узнать, не возомнила ли она о себе чего-нибудь лишнего.

Эйрих кивнул повеселевшему Альвомиру, которому теперь не надо напрягать голову в попытках объяснения важных вещей, после чего вошёл в свой шатёр.

Альбоина, уже де-факто ставшая женой Эйриха, сейчас находилась в Вероне, где помогала Тиудигото по хозяйству — она окончательно сошла со стези девы щита и на полях сражений ей делать нечего. По этой причине, в эйриховом шатре было пусто и тихо.

Засев за столик с пергаментами, он продолжил работу над периодическим отчётом Сенату, а когда с ним было покончено, уделил время своей «Стратегемате», куда внёс, пока свежи воспоминания, сведения о преимуществах торсионных баллист в весе и о возможностях их применения на осадных башнях. Раздел «Полиоркетика», и без того способный похвастать существенным объёмом, сегодня пополнится дополнительными шестью-семью абзацами ценного текста.

Когда повечерело, прибыл Саварик.

— Всё сделали, претор! — вбежал он в шатёр. — Значит, скоро будем начинать штурм?

— Какой штурм, с ума сошёл? — поднял на него взгляд Эйрих. — Как успехи с проломом?

— Пока никак, — пожал плечами франк. — Стена не поддаётся, хотя уже насчитали девятнадцать или двадцать прямых попаданий. Тот раскол, похоже, был случайностью.

— Надо продолжать долбить стену, — вздохнул Эйрих. — Гарнизон у Рима слишком крупный, чтобы мы могли рассчитывать на успех с осадными башнями и одним недопроломом. Мне нужно три-четыре пробоины в разных местах, а также разрушенные каменные башни на всех возможных направлениях для штурма.

С Равенной уже, как доносила почтовая служба, развёрнутая теперь уже и в Лации, первый консул покончил. Пусть гарнизон был силён, пусть Равенна была очень хорошо укреплена, но стены её были исполнены без применения знаменитого бетона, поэтому легко поддавались камням, запущенным в них из манджаников. Зевта действовал наверняка, поэтому пробил в стенах двенадцать проломов, причём к каждому из них, под покровом ночи и завесой из дыма, подвёл окованные бронзой мосты через ров. Дорого, конечно, но столичный уровень обязывал потратиться.

Естественно, отец действовал в точном соответствии с планом Эйриха, который пребывал в Равенне специально для оценки ситуации и выработки плана штурма, поэтому всё прошло почти без накладок.

Войска первого консула Зевты легко прорвались в город, но дальше начались тяжёлые уличные бои, потому что римляне, получившие в стенах двенадцать возможных направлений атаки, ушли со стен и сделали ставку на оборону улиц. Но Эйрих это предвидел, поэтому заблаговременно настоял, чтобы отец не впутывался в навязываемые лобовые противостояния на узких улицах, а мыслил абстрактно.

Итогом «абстрактного мышления» отца стало то, что римляне не смогли противостоять хаотичным концентрированным ударам, наносимым с произвольных сторон. Тактика римлян оказалась ошибочной, потому что двенадцать проломов оборонять легче, чем получать атаки со всех районов города вокруг императорского дворца.

Баррикады были разрушены, гарнизонные войска не сумели сдержать натиск лучших воинов первого консула, поэтому уже через четыре часа императорский дворец был взят, а выжившие воины