Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Весь этот участок, — сержант ткнул пальцем в сторону проселочной дороги неподалеку от леса, — надо
проскочить на максимальной скорости. Это для того, чтобы снайпер не успел прицелиться. Так что будьте готовы к ухабным телодвижениям.
— Хватит тебе предупреждать, — разозлился Веточкин. — Включай форсаж, и на взлет, а то мы и к вечеру в Гудермес не попадем…
…Веточкин прибыл в Ханкалу вчера вечером и нос к носу столкнулся с Лапиным, своим коллегой, другом и начальником краснодарского УФСБ.
— Какого черта! — обрадовался небритый камуфляжный Лапин. — Веточкин, ты ли это?!»
— Я, — заверил Тарас Веточкин, обнимая его. — А ты что, совсем одичал? Что забыл в Ханкале?
— Я здесь со следственной группой и нашим спецназом, в общем, по делу, а ты, видимо, проверяющий, чтоб меня разорвало.
— Нет, я здесь следственная группа и спецназ в одном лице. Мне надо допросить двух задержанных в Гудермесе иорданцев и по результатам допроса решить, переправить их в Лефортово или оставить здесь, в смысле расстрелять на месте по законам военного времени. На них крови по самое горло.
— Ага, — кивнул Лапин. — Если их сразу же после боя хлопцы не расстреляли, а взяли в плен, все становится сложнее. Кстати, колонна на Гудермес пойдет через два часа, я с тобой поеду, а пока пошли ко мне, дело есть.
— В смысле за встречу? — на всякий случай поинтересовался Веточкин и добавил: — У меня «Столичная» из Москвы.
— Здорово, — обрадовался Лапин. — А у меня «маде ин третий дом с краю возле горы». Прежде чем в желудок попадет, полчаса в горле колом стоит.
— Да ты что? — изумился Тарас Веточкин и глубокомысленно произнес: — Надо попробовать.
— А куда же ты денешься? — удивился Лапин. — Сегодня же вечером, в крайнем случае завтра, будешь считать, что «кристалловская» водка встречается лишь во сне и в фантастических романах.
— …Ты откуда, сержант? — спросил Веточкин у напряженно осматривающего местность десантника.
— Из Таганрога, — ответил сержант. — Кракол моя фамилия, а зовут Славой.
Российская, но активно враждебная земля бросалась под колеса мчавшегося на всей скорости бронетранспортера. Несмотря на то что это была равнинная часть Чечни, присутствие гор ощущалось повсеместно. С одной стороны дороги местность была холмисто-овражной и часто подступающей близко к дороге, а с другой — клочковато-лесистой. Колонна состояла из четырех грузовиков с продовольствием, медикаментами и горючим и двух бронетранспортеров сопровождения. Некоторое время, в самом начале пути, над ними барражировал вертолет, но затем исчез. В головном БТРе находились Веточкин и пятеро десантников, возглавляемых сержантом Краколом, вооружение было обычным: «АКМ», ручной пулемет, РГД-5, ножи, два гранатомета и прочие игрушки убийственного предназначения. Лапин вместе с другими десантниками находился в замыкавшем колонну бронетранспортере. Вскоре, сразу же после того, как вертолет перестал сопровождать колонну, показался первый блокпост. На его бетонных плитах белой краской было начертано: «Осторожно, менты!», чуть пониже и помельче приписано: «Пропуска предъявлять только в условных единицах» — и подпись: «Геращенко».
— Шутники, — крикнул сквозь шум двигателей сержант. — Блокпост пунктом обмена валюты называют.
— Куда? — спросил подошедший капитан у Веточкина. — Там впереди туман, и вообще корявый рельеф, переждите здесь.
— Нее-аа, — нарушил все субординации сержант. — Нам в Гудермес срочняком надо. Мы поедем, а вы вместо нас туман пережидайте.
— Смелый, — процедил капитан сквозь зубы и объяснил Веточкину: — Они все такие, голубые в беретках, пули чеченской не боятся, всегда к бою готовы.
Веточкин строго посмотрел на капитана, но сразу же успокоился, вспомнив о взаимоотношениях между армией и МВД.
— Я сейчас как шарахну, капитоза кусачая, прикладом промеж рог, — рассвирепел сержант, передергивая затвор «АКМ», — так тебя, козла, даже мама родная не узнает!
Вслед за сержантом передернули затворы остальные десантники, а пулемет на БТРе слегка вздрогнул и уставился на ворота блокпоста.
— Затворы у вас должны быть передернуты, — процедил капитан, — салаги.
— Отставить! Пропускайте колонну, капитан, мать вашу за ногу!
Веточкин еще никогда не видел Лапина в такой ярости. На шее висит автомат, лицо похудевшее и небритое, глаза покрасневшие от недосыпания и местной водки.
— Ну и видок у тебя, Тарас, — бросил он на ходу Веточкину и гаркнул на сержанта: — Что стоите, поехали!
— Впереди опасно. В такой туман засада будет на все сто процентов. — Капитан махнул рукой омоновцам, и те подняли тяжелый шлагбаум.
— Ну, значит, им не повезет, — весело крикнул сержант, усаживаясь поудобнее на отрицающем все удобства БТРе, и, перевирая, процитировал, тыча пальцем себя в грудь: — Ведь это наш туман, и он поможет нам.
— Ты не ухарись, а следи за дорогой, — одернул сержанта Лапин и, запрыгнув на броню к Веточкину, сообщил ему: — Вот он, наш, сугубо российский пофигизм: вот пуля пролетела, и ага…
Рявкнул БТР, тронулся с места, и вскоре колонна, проследовав мимо блокпоста, утонула в тумане.
Капитан угрюмо посмотрел вслед скрывающемуся в молочной непроглядности замыкающему бронетранспортеру и приказал подошедшему к нему молоденькому лейтенанту.
— Останешься за командира, а я с отделением Малова пойду за ними, чует мое сердце, напорются они все-таки на засаду.
Напоролись. Бой начался не в лощине, где туман был плотным и почти непроницаемым, а сразу же на взгорье. Обычная тактика — обстрел из гранатомета головного бронетранспортера и автоцистерны с горючим в середине колонны. Почти мгновенно десантники, Веточкин и Лапин спрыгнули с брони и, заняв круговую оборону, открыли огонь по зарослям с двух сторон дороги. Нелепо выглядел лишь один Тарас Веточкин со своим служебным, хоть он и назывался «мишенькой». Десантник, молчаливый парень из Пскова, сосредоточенно и прицельно ведший огонь из «АКМ» рядом с Веточкиным, вдруг выматерился и устало положил голову на землю рядом с прикладом. «Гадство!» — разозлился Веточкин и, взяв автомат убитого, стал столь же сосредоточенно и столь же прицельно вести огонь по боевикам. Он видел краем глаза, как Лапин и сержант, посигналив друг другу руками, разделились. Лапин бросил в заросли с интервалом в три секунды две гранаты, и сразу же после взрывов сержант скрылся в кустарнике, обходя нападавших с фланга. Позади колонны бой был более интенсивным. «Человек сорок, видимо, — подумал Веточкин и снял с убитого запасные магазины и две РГД-5, а увидев какое-то движение спереди нападавших, швырнул туда гранату. — Скушайте горяченького…»
Слава Кракол, Вячеслав Александрович Кракол, гвардии сержант десантных войск, сын Глории Ренатовны Выщух, не был трусом. Не был трусом и Асламбек Мутушев из селения Старые Атаги, сын Молауди Мутушева, бывшего когда-то председателем колхоза «Память Ильича» в Учхой-Мартановском районе, а теперь похороненного на глубине двух метров по мусульманскому обычаю. Его застрелили просто так, мимоходом, от делать нечего выпустили в сторону селения очередь из автомата из проезжающей мимо машины с военнослужащими, и она весело нарисовала красные точки на теле Молауди Мутушева. Поэтому Асламбек с неизъяснимым удовольствием погружал нож в горло Славы. Погружал медленно и со сладострастием, даже не обратив внимания на то, что сержант не стал бессмысленно дергаться в агонии, наоборот, последнее мгновение жизни он посвятил смерти, смог слабеющей рукой выдернуть чеку гранаты у пояса. Взрыв убил не только Славу Кракола и Асламбека Мутушева, но и погрузился полусантиметровым стальным осколком в висок Салауди Авторханову, шестнадцатилетнему подростку, который носил на шее ожерелье из отрезанных и нанизанных на веревочку гяурских ушей.