Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Иофан
Двадцать девятого апреля 1928 года Управление московского губернского инженера утвердило проект строительства. Каркас здания должен был состоять из «железобетонных колонн с такими же прогонами и балками», внешняя оболочка – из кирпичных стен «с облегченной конструкцией между простенками окон». В виде исключения было решено «допустить возведение жилых зданий в 10 этажей, вместо предусмотренных обязательными постановлениями Президиума Московского Совета 6-ти этажей, с 20 квартирами, выходящими на одну лестницу, вместо 12». Единый комплекс, организованный вокруг трех сообщающихся «дворов-садов» с высокими проездами, располагался вдоль Всехсвятской улицы между Берсеневской набережной и Водоотводным каналом и включал в себя семь жилых корпусов неравной высоты (от 8 до 11 этажей), универмаг, столовую, кинотеатр на 1500 мест, клуб на 1000 человек, «кружковые комнаты, залы физкультуры и проч.»[709].
Берсеневская набережная. Снос здания в рамках подготовки к началу строительства
Жилые корпуса состояли из 440 квартир и специальных помещений для швейцаров и дворников. В каждой квартире планировались кухни с газовыми плитами и холодными шкафами, туалет, ванная с душем и горячей водой, вытяжная вентиляция, мусоропровод, «гладкие радиаторы в нишах под окнами» и большая прихожая с отдельным светлым помещением за стеклянной перегородкой, которое можно использовать в качестве «места отдыха прислуги». Мусор сжигался в подвальных печах, «снеготаяние» достигалось «путем смешения снега, собранного с улиц и дворов в бетонных ямах, с водой, охлаждающей конденсаторы соседней электростанции», а канализация предполагала «отвод жидкостей и фекальных масс из уборных, ванн, раковин и умывальников в городскую сеть обычным путем через систему чугунных и гончарных труб». Прачечную планировалось разместить в отдельном помещении[710].
Забивка свай началась 24 марта 1928 года. Сваи (всего 3520) доставлялись на участок тремя передвижными кранами и поднимались на восемь копров электрическими лебедками. Те же лебедки использовались для установки паровых баб весом от 2000 до 12 тысяч кг. Бетономешалки передвигались на специальных тележках, гравий и песок промывались и сортировались на другой стороне Водоотводного канала и доставлялись на участок по подвесной канатной дороге. Значительная часть оборудования прибыла с недавно построенной Волховской ГЭС. Рабочие приходили по направлению биржи труда или сами по себе, как Макар[711].
На постройке того дома в Москве, который назвал встречный человек вечным, Макар ужился. Сначала он наелся черной и питательной каши в рабочем бараке, а потом пошел осматривать строительный труд. Действительно, земля была всюду поражена ямами, народ суетился, машины неизвестного названия забивали сваи в грунт. Бетонная каша самотеком шла по лоткам, и прочие трудовые события тоже происходили на глазах. Видно, что дом строился, хотя неизвестно для кого. Макар и не интересовался, что кому достанется, – он интересовался техникой как будущим благом для всех людей. Начальник Макара по родному селу – товарищ Лев Чумовой, тот бы, конечно, наоборот, заинтересовался распределением жилой площади в будущем доме, а не чугунной свайной бабкой, но у Макара были только грамотные руки, а голова – нет; поэтому он только и думал, как бы чего сделать.
Строительный участок (вид на Кремль)
Большинство рабочих приезжали в Москву, чтобы избавиться от товарища Льва Чумового и поддержать в себе жизнь для дальнейшей лучшей судьбы. Каменщик, который сказал Макару, что ему придется записаться в союз и пройти классовый надзор, знал, о чем говорил. Согласно профсоюзу строителей, «наличие в среде безработных значительного количества лиц чуждых советскому строю» выдвигает перед Московской биржей труда «задачу тщательной проверки состава безработных». 60 % строителей были сезонными рабочими, которых «и при приеме на работу, и в повседневной работе» необходимо было «тщательно просматривать». В марте 1928 года, вскоре после начала строительства, Замоскворецкий райком объявил главными болезнями текущего момента «а) уравнение города с деревней, уравнение всех рабочих, уравнение рабочих и специалистов и проч.; б) крестьянские настроения (в частности в связи с хлебозаготовками); в) цеховые настроения; г) недоверие к целесообразности или важности проведения тех или иных мероприятий (напр., рационализация, семичасовой рабочий день и проч.); д) антисемитизм; е) религиозные настроения и др.»[712].
Сознание определялось бытием, а бытие – трудовыми и бытовыми условиями. Управление строительства не уставало просить куртки, брюки, рукавицы, форму для охраны, «ордера на остродефицитные товары» и, особенно настоятельно, жилье. (В конце 1927 года «реальная норма жилплощади» в Замоскворецком районе упала до 5,57 кв. метра на человека и «продолжала снижаться за счет увеличения населения района и за счет жилой площади, приходящей в ветхость».) Для прямого воздействия на сознание рабочих использовались газеты, беседы, митинги, лекции, производственные совещания, «красные уголки» (аналогичные священным углам в крестьянских избах) и сеансы обличения и покаяния, известные как «критика и самокритика» («мощное оружие, способствующее мобилизации масс вокруг выполнения решений партии»). Рабочие становились активистами, а активисты искореняли зло, разоблачая его пособников. Как сказал один член Союза строителей на заседании «комиссии содействия Рабоче-крестьянской инспекции по проведению чистки соваппарата»: «Нам, рабочим активистам, не надо бояться, надо быть твердым и всегда открыто говорить, не боясь, кто он такой – коммунист или беспартийный, спец или кулак, а у нас подчас на местах нет классовой стойкости. Всем активистам, если они заметили какого паразита, надо прямо сообщать в комиссию. Только тогда мы сумеем провести заветы Ленина». Платоновский Макар тоже решил провести заветы Ленина. Когда дармоеды с умными головами отложили в долгий ящик изобретенную им «строительную кишку», он отправился в РКИ, где «любят жалобщиков и всяких удрученных». В качестве руководства к действию он использовал предсмертные статьи Ленина в изложении его друга Петра[713].