Император неодобрительно глянул на стоявшую в полутьме женщину. Карими глазами та неотрывно смотрела на Дженнсен.

— Приношу извинения за неловкость сестры Мердинты, — произнес Джегань.

— Простите меня, ваше превосходительство, — женщина в темно-сером платье отступила за портьеры.

Теперь хмурый взгляд императора был устремлен на Дженнсен.

— Что ты сказала?

У Дженнсен не было ни малейшего представления. Она лишь помнила, что была сказана какая-то фраза, но какая именно… Скорее всего горе сковало ей язык как раз в тот момент, когда она решилась ответить. Вернулась печаль, огромной беспощадной тяжестью легла на ее плечи.

— Понимаете, ваше превосходительство, — Дженнсен не поднимала глаз от недоеденного обеда, — всю жизнь мой отец, Даркен Рал, пытался убить меня, потому что я была отпрыском, не обладающим даром. Когда Ричард Рал прикончил его, узурпировав власть над Д’Харой, он взял на себя и обязанности отца, частью которых было убийство его бездарных потомков. И за дело он взялся с большей жестокостью, чем отец. — Дженнсен подняла полные слез глаза. — В тот день, когда мы встретились с Себастьяном, люди брата нашли нас. Они убили мою мать. Если бы не Себастьян, то и моя жизнь закончилась бы там же. Но Себастьян спас меня. Я должна убить Ричарда, потому что пока он жив, мне не быть в безопасности. Себастьян не только спас мне жизнь, но и помог понять это. А кроме того, что еще более важно, я должна отомстить за убийство моей матери, иначе я не смогу жить в мире сама с собой.

— Твой рассказ огорчил меня. Наша цель — благоденствие наших братьев. Причина случившегося с тобой — одно из проявлений магии. Вот потому мы и стремимся искоренить ее пагубные всходы. — Император поднял взгляд на Себастьяна. — Я горжусь тобой за то, что ты помог этой прекрасной девушке.

Себастьяну сразу стало неловко. Дженнсен знала, насколько неудобно он себя чувствовал под грузом похвалы. Ей так хотелось, чтобы он смог, наконец, гордиться хорошим воспитанием, чувством собственного достоинства, положением при дворе императора…

Себастьян положил нож на тарелку с остатками еды:

— Это моя работа, ваше превосходительство.

— Хорошо, — Джегань ободряюще улыбнулся. — Я рад, что ты вернулся вовремя. Увидишь кульминацию собственной стратегии.

Себастьян обхватил ладонями кружку эля:

— А вы не хотите дождаться брата Нарева? Не послужит ли его присутствие доказательством того, что все идет к концу?

Джегань в задумчивости катал оливку по столу, подталкивая толстым пальцем и заставляя описывать новые и новые круги. Наконец, не поднимая глаз, он сказал:

— Я не получал сведений о брате Нареве с момента падения Алтур-Ранга.

От неожиданности Себастьян даже вскочил:

— Что? Алтур-Ранг сдался? Что вы хотите этим сказать? Как? Когда?

Дженнсен знала, что Алтур-Ранг был родиной императора, там он родился и вырос. Себастьян рассказывал ей, что там находились и Братство Ордена, и брат Нарев. Это был великий блистающий город, надежда человечества. В нем должны были построить дворец в знак благоговения перед Создателем, как символ прочности Древнего мира.

— Не так давно я получил донесения, что город наводнен вражескими войсками. Алтур-Ранг очень далеко, и потому его удалось отрезать. Возможно, из-за зимы донесения шли очень долго. Я жду новостей, но при таком неблагоприятном повороте судьбы вряд ли стоит надеяться на то, что брат Нарев приедет сюда. Ему придется отражать атаки захватчиков. Если Мать-Исповедница и Ричард Рал в Эйдиндриле, мы должны нанести ответный удар сокрушительной силы.

Дженнсен сочувственно положила руку Себастьяну на плечо:

— Наверное, именно об этом ты мне и рассказывал. Должно быть, вторгшись на твою родину, лорд Рал двинулся дальше — на Алтур-Ранг.

Пристальный взгляд Себастьяна не отрывался от ее лица.

— Получается, Джен, что его может и не быть в Эйдиндриле. Получается, что он мог двинуться далеко на юг в Древнем мире. Нужно иметь это в виду. Я не хочу обнадеживать тебя. Чтобы потом не рухнули все твои надежды.

— Надеюсь, он там, и наконец-то все закончится, — сказала Дженнсен. — Судя по тому, что его превосходительство говорит об Эйдиндриле, мы все равно ничего не теряем. Ну а если Ричарда и нет в Эйдиндриле, то я смогу вам помочь позже.

— А чем ты можешь помочь? — спросил Джегань.

— Я рассказал ей, что сестры могут наложить на нее заклинание, — ответил за Дженнсен Себастьян. — С его помощью она может подобраться к лорду Ралу достаточно близко, чтобы нанести удар.

— Если он в Эйдиндриле, мы возьмем его. — Джегань отщипнул оливку, покрутил ее между пальцами и положил в рот. — А если нет, то ведьмы — в вашем распоряжении. Вы получите от сестер все, в чем нуждаетесь. Нужно только попросить — и они сделают для вас все. Даю слово.

Его иссиня-черные глаза были неподвижны.

Снаружи загрохотал гром, и тут же полил дождь. Засверкали молнии, освещая палатку сверхъестественным светом. После каждой вспышки, несмотря на горящие свечи, в палатке, казалось, наступала темнота.

— Сестрам всего лишь следует помочь мне заклинанием, и я смогу подобраться к Ричарду Ралу вплотную, — произнесла Дженнсен после того, как замолк очередной раскат грома. Она вынула нож из ножен и повертела его в руках, разглядывая вензель «Р» на серебряной рукояти. — И тогда я смогу пронзить этим ножом его злобное сердце. Этот нож — его нож. Себастьян объяснил, насколько важно использовать средства, имеющие отношение к врагу, чтобы нанести ему ответный удар.

— Себастьян сказал мудрое слово. Это наш путь, и при помощи Создателя мы победим. Помолимся, чтобы они оказались там вместе, и мы смогли наконец покончить с этим злом. И тогда развеется туман магии, и человечество наконец сможет жить в мире по замыслу Создателя.

Дженнсен и Себастьян согласно кивнули.

— Если мы возьмем их в Эйдиндриле, — произнес Джегань, заглядывая Дженнсен прямо в глаза, — я обещаю тебе, что ты пронзишь его сердце, и твоя мать сможет почить с миром.

— Спасибо, — прошептала Дженнсен. Джегань не стал спрашивать, как она собирается совершить это. Возможно, убежденность, прозвучавшая в ее голосе, подсказала ему, что у нее в арсенале есть нечто, о чем она не сказала, — нечто, позволяющее ей выполнить это страшное дело.

И это нечто было. О нем не знали ни Джегань, ни Себастьян.

Дженнсен долго размышляла обо всем происходящем, совмещая разные его элементы, — этому была посвящена вся ее жизнь. Просто раньше, до встречи с Себастьяном и смерти матери, пищи для ума было мало. Потом же события понеслись со все увеличивающейся скоростью, и каждое из них добавляло по кусочку к картине, которая складывалась в ее голове. Начали появляться ответы на вопросы, и теперь, при взгляде назад, они казались Дженнсен очень простыми. И она практически была уверена, что наверняка раскроет все тайны.