За домом посреди двора была навалена здоровенная куча навоза. Тела прямо вот к ней и вели. Сперва женщины, потом ребятишки маленькие — растопыренные все, жуткие. Юбочки такие крошечные. Шапочки. Ну и наконец, уже у самой кучи — человек пять-шесть мужчин, с мотыгами да вилами.

И вот стою это я себе за одной из хижин, на траве вокруг веером — тела. Ни дать ни взять открытая могила, а я в самом центре. Ну и куча еще эта. И тут слышу вдруг — ш-ш-ш! Как яйца на раскаленной сковородке. Я подпрыгиваю, а куча начинает шевелиться, куски навоза из нее так и выкатываются. Что-то живое, значит, там свернулось. Тут-то я точно понял: пора. Зажмурил здоровый глаз покрепче, да припустил оттуда, как дитя малое. Под ноги не смотрел. Кости так и трещали.

— А почему пора-то? — спросил Дьюранд.

— Заметил, как чешуя поблескивает. Я, знаешь, не дурак. Выжил там, где столько народу погибло. На Сером тракте я наслушался россказней о здоровенных змеях, что зарождаются в навозных кучах. Из петушиных яиц, задохшихся от яда. Один взгляд на эту тварь убивает — если успеешь ее разглядеть. А называют ее василиском.

Наверняка сперва-то ее кто-нибудь из малышей нашел, а остальные пошли посмотреть, что это с их дружком — или он сам их позвать успел. Ну а за ними матери, а там и отцы, вооружившись тем, что под руку попало… А ведь все было бы распрекрасно, если бы не будили лихо. Если бы сообразили: не надо им знать, что там такое произошло. Повернулись бы спиной, да и все. Но так оно никогда не бывает.

— С того дня, как Кон ударил меня… Ты все знал с того самого дня!

Берхард покачал головой.

— Ты был там, в Расписном Чертоге… — Не успел Дьюранд толком подумать, остановиться, как одним ударом сшиб старого рыцаря на землю и встал над ним. — Кто еще? Кто еще знал?

Жилы на шее у Берхарда так напряглись, что и под бородой было видно. Если бароны знали, они вполне могли что-то затевать. Даже сейчас…

— Да все, — отозвался Берхард. — Ламорик. Твой брат из меня правду вытянул. Гермунд… Наш Бейден, верно, единственный, кто…

— Я поговорю с баронами, — прорычал Дьюранд. Он не станет никуда убегать.

Сорок лиц повернулись в его сторону, когда он оставил друга лежать на земле, асам решительно затесался в толпу. Все эти мучительные часы на полу в Расписном Чертоге, все дни в Ирлаке — а все кругом все знали…

Он пробрался через толпу и двинулся к группке баронов, стоящих возле эшафота. Будь только у него меч — одному Небу известно, что он мог бы натворить. Но меча у Дьюранда не было, так что он всего лишь положил руку на плечо Саллоухита и резко повернул его к себе.

— Нам надо поговорить.

Саллоухит слегка повернулся — так, чтобы лицо Дьюранда оказалось на свету. Его брови на мгновение нахмурились.

— Вы, верно, не кто иной, как Дьюранд Коль, — произнес он, и Дьюранд вспомнил, что лицо у него до сих пор все в шрамах, а голова почти лысая от бритвы хирургов.

— Сюда, — предложил изящный барон. — Полагаю, мы должны решать все вопросы, как только до них доходит дело.

В этой старой развалюхе еще осталась пара-другая каморок. У подножия башни.

Бароны провели Дьюранда в низкую дверь, на которой чудом сохранилась лепнина. Как только молодой рыцарь переступил порог, дверь со скрежетом закрылась.

Отец Дьюранда поднял факел. Дьюранд стоял один напротив гиретских баронов и своего отца — совсем как на дальних берегах озера… сто лет назад. Даже Кирен, и тот был здесь.

— У него нет никакого права нас тащить против нашей воли, — проворчал Сванскин. Брюзгливый старый рыцарь расхаживал по комнате, оглядываясь с таким видом, будто боялся, что потолок вот-вот рухнет прямо ему на голову.

Саллоухит лишь устало прикрыл глаза.

— Думаю, мы простим это нарушение этикета. Ибо без разговора нам не обойтись.

У всех был вид людей, пришедших к неприятным выводам и теперь бодрящихся, чтобы принять надлежащие меры.

— Мы слышали эту историю, — начал Саллоухит, потирая виски. — Похоже, наш Паладин пошел на поводу у амбиций. Похоже также, что именно вы стали главной жертвой его… необдуманного решения.

Отец Дьюранда молча стоял на другой стороне комнаты.

— Нам дано понять, — продолжал Саллоухит, — что Конзар предоставляет вам определить, как с ним поступить. Я лично считаю, что Конзар не в состоянии примирить свой недавний поступок с привычным ему представлением о собственном характере.

— Так вот что его огорчает?

— Нужны ли нам сейчас дополнительные проблемы? Вы спросили. Вам был дан самый прозрачный и ясный ответ. Ламорик погиб, а с ним — добрая половина пэров Гирета. Город опустошен и разграблен, маноры на много лиг вокруг — тоже. Но видите ли вы, в каком душевном подъеме находятся люди? Как они собрались здесь? Они начали отстраивать город еще до нашего возвращения.

— Я догадываюсь, что от человека в вашем положении резонно ждать некоторой склонности думать лишь о своих проблемах, однако вы, должно быть, заметили отряды рабочих. Это не наемные команды. — Он повел рукой, обводя город за сводами комнаты. — Это добровольцы. Добрая воля. Несгибаемый дух земли, разбуженный безразличием далекого короля и жестокостью врагов. Когда вы видите, как народ несет бдение, когда вы слышите на улицах стук топоров и молотков — это вы слышите их сопротивление.

Я не питаю желания унижать этот дух сухими расчетами, но если не производить уж совсем никаких прикидок, их пыл будет растрачен понапрасну.

Молодой Хонфельс не вынес длинной речи, произнесенной с безупречной дикцией.

— Святое Воинство, Саллоухит!

Однако Сванскин предотвратил дальнейшие препирательства, пророкотав из темноты:

— Все очень просто, мой мальчик. За эту работу не платят денег. Будем мы воевать с Монервеем или нет, мы в любом случае вытрясем казну до последней монетки задолго до того, как хотя бы отстроим стены. Все серебро, сколько ни есть его в землях Абраваналя, уйдет на оплату тысячи наемников. Верно, Кирен?

Тот медленно кивнул.

— Абраваналю едва ли хватит средств хотя бы прокормить всех, кто вызвался работать добровольно.

Саллоухит развел руки с длинными пальцами.

— Его светлость не может позволить себе справедливость. Наши герои не могут оказаться ворами, насильниками, предателями или клятвопреступниками — ибо мы не можем позволить себе разочаровывать их поклонников. Во всяком случае, сейчас, пока они так нужны.

— Я и не просил, — проговорил Дьюранд.

— Сколько людей покинет нас, если мы отравим прекрасную сказку об отважном сэре Конзаре, Паладине Гирета, и о том, как он держал стену, защищая своего молодого господина? Возможно, они решат, что он нарочно не стал его спасать — а не то и убил. Герцог и его сын — оба были одурачены расчетливым капитаном. Однако, если это станет известно, мы потеряем много людей. Быть может, даже целую треть наших работников.