Его зверь метнулся вспышкой жара и пронесся по моей коже волной мурашек. У меня перехватило дыхание, а пульс подскочил в глотку. Мои руки крепче обхватили его за шею, а тело невольно прижалось к нему — раньше, чем я успела себя остановить. Сперва я не могла разобрать, но вдруг увидела янтарные глаза в своей голове. Моя львица подняла свою голову и вдохнула всю эту силу, которая позаботилась о нашей с ней безопасности. Я не могла спорить с тем фактом, что Олаф был достаточно силен, чтобы сделать все, что нам необходимо, но за пределами силы и мощи мы с моей львицей имели слишком разные представления о том, каким должен быть потенциальный партнер. Слишком разные.

Я почуяла жар, выжженную солнцем почву — она была настолько горячей, что я ощутила ее всей своей кожей. Его лев не пах как животное. Он пах выжженной травой в лучах такого гигантского солнца, что оно могло спалить все вокруг. Я проглотила этот запах, прижавшись лицом к его шее, чувствуя, как его лев горит внутри него. Это успокоило мою львицу — помогло ей унять мой человеческий страх. Мы были в безопасности. Зачем цепляться за страх, если есть более приятные занятия? Моя львица очень ясно дала мне понять, чем, или, вернее, кем она хотела бы сейчас заняться. Это помогло мне прийти в себя перед тем, как Эдуард спросил:

— Анита, ты в норме?

— Теперь да. — Сказала я, буквально отдирая себя от шеи Олафа и отстраняясь от него всем телом. Часть меня ждала, что он будет сопротивляться, но он не стал. Более того, он сказал:

— Кажется, мой контроль не так совершенен, как я надеялся. Полагаю, что не смогу удержать человеческую форму, если ты будешь сидеть у меня на коленях.

— И что, я могу просто пересесть на колени к Бернардо, и ты даже не будешь ему угрожать? — Спросила я.

— Да. — Олаф немного спустил очки — достаточно, чтобы я увидела, что его глаза были нечеловечески оранжевыми. Я смотрела в глаза его зверя с расстояния в несколько дюймов, и моей львице это понравилось. Я стала сползать с его колен, почти что падать, но меня поймал Эдуард. Вернее, его ноги просто оказалась у меня на пути.

— Ваши ауры слились по краям на секунду. — Сказала Далтон с переднего сиденья.

Я перебралась с колен Эдуарда на колени к Бернардо, потому что нам нужно было как можно больше пространства между моим зверем и зверем Олафа. Я двигалась достаточно быстро и смущенно, чтобы Бернардо поймал меня перед тем, как я успела свалиться.

— Просто хочу уточнить, Отто. Тебя устраивает, что Анита закончит эту поездку у меня на коленях? — Поинтересовался Бернардо.

Олаф кивнул. Его очки вернулись на место, так что больше никто в машине не увидел проблеск его ярко горящих глаз, которым он поделился со мной. Я надеялась, что они уже вернулись к его человеческим черным, но, судя по мурашкам, которые бегали по моей коже, это было не так.

— Да.

— Хорошо. — Сказал Бернардо, и внезапно руки, осторожно державшие меня секунду назад, обвились вокруг. Он немного приподнял меня и передвинул в более удобную позицию. Я не сопротивлялась. Я просто спокойно обняла его за шею без позыва лихорадочно схватиться за что-нибудь в страхе за свою жизнь, пока машина бесконтрольно вертится на дороге. Я обняла его и позволила ему обнимать меня в ответ. В этом не было романтики — так просто было безопаснее.

— Я завожу машину. Мы готовы ехать? — Спросил Тиберн.

Все согласились.

— Если обещаете, что остаток пути будет чертовски скучным, то да. — Сказала я.

Он усмехнулся.

— Я приложу все усилия, чтобы вы заскучали, маршал.

— Тогда поехали. — Сказала я. Мой голос был полон фальшивой жизнерадостности.

Тиберн осторожно въехал обратно на шоссе. Он развернулся возле школы, которая, если верить знаку у дороги, гордо звалась «Домом Сахароголовых Акул».

— Почему ваши ауры слились? — Спросила Далтон.

— Вы, видимо, не в курсе, но я — носитель ликантропии. — Заметила я.

— Но вы не перекидываетесь. — Уточнила она.

— Нет, не перекидываюсь. Но один из штаммов ликантропии, который я ношу, львиный.

— А я теперь верлев. — Добавил Олаф.

— Я все еще не понимаю, как это могло заставить ваши ауры смешаться.

— Моя львица среагировала на его льва. — Пояснила я.

— Ваша львица на всех верльвов так реагирует? — Поинтересовалась она.

— Нет. — Сказала я и покосилась на Олафа. Он посмотрел на меня в ответ. Про себя я отметила, что его усы и бородка смотрелись неплохо, но на голове прослеживалась темная тень, как будто вечерняя щетина проступала не только на его лице. Интересно, он стал брить голову до того, как начал лысеть, или после?

Перед моими глазами появилась чья-то рука, перечеркнув поле моего зрения. Я моргнула и уставилась на руку, осознав, что она принадлежит Эдуарду. Я посмотрела на него.

— Скажи еще раз, что ты в порядке. — Попросил он.

— Почему ваша львица реагирует на льва маршала Джеффриса сильнее, чем на других верльвов? — Спросила Далтон. Она все никак не могла отъебаться.

— Я не уверена. — Сказала я, но это была ложь лишь наполовину. Я не знала точно, почему, но у меня была догадка. Мне просто не хотелось делиться ею с окружающими. У меня уже был леопард моего зова — Натэниэл, волк моего зова, до чертиков тигров моего зова, но было также трое животных, для которых зверя зова у меня еще не было: гиена, крыса и лев.

Я боролась с желанием пялиться на Олафа и была абсолютно уверена в том, что моя львица нашла того, кто ей понравился. Очень понравился. Но черта с два она его получит. Нет уж.

55

Когда мы возобновили нашу маленькую поездку, Тиберн уже не стал гнать. Думаю, он пересмотрел свои взгляды на манеру вождения. Я была готова сама сказать ему об этом. Иногда необходимо наступить себе на горло и принять все как есть, но бывают моменты, когда тебе надо высказаться о том, что тебя бесит. Тиберн уже был в моем ты-чуть-не-убил-меня-води-аккуратнее-блядь списке.

— Так почему ваши ауры слились? Я видела такое у пар, но там связь была стабильнее. Не было такого, чтобы она то появлялась, то исчезала.

Эдуард спас нас от этого неловкого вопроса.

— Разве вы не хотели узнать, как Анита смогла противостоять Ранкину?

— Надо разобрать эту тему, пока мы в машине, Далтон. —