– Послушай, Маленькое Сокровище, – примирительным тоном заговорил он. – Твой бедный Батюшка был очень занят сегодня. У меня…

– Тебе просто больше не нужна твоя бедная Дочка. Придется мне утопиться или найти другого, кто бы нежно любил меня, о-о-о…

У него даже давление подскочило, когда он услышал плач.

– Послушай, Сладкоречивая Малышка, встретимся сегодня вечером, в десять. Закатим пир из восьми блюд в Ваньчае, в моем люб…

– В десять слишком поздно. И я не хочу никакого пира – я хочу бифштекс, я хочу пойти в пентхаус в «Ви энд Эй» и пить шампанское!

Он застонал про себя: там его могут увидеть и донести тайтай. О-хо-хо! Но зато как он возвысится в глазах друзей и врагов, всего Гонконга, появившись в «Ви энд Эй» со своей новой любовницей Венерой Пань, молодой восходящей звездой телевизионного небосклона, которая была не прочь продемонстрировать свои прелести.

– В десять я позвоню…

– В десять слишком поздно. В девять!

Он попытался быстро перебрать в уме все договоренности на сегодняшний вечер.

– Послушай, Маленькое Сокровище, я…

– В десять слишком поздно. В девять. Думаю, теперь я умру, потому что тебе уже все равно.

– Послушай. У твоего Батюшки назначены три встречи, и я…

– О, у меня даже голова разболелась! Я тебе больше не нужна, о-о-о… Этому жалкому существу придется вскрыть себе вены, или… – Он заметил, как изменился ее голос, и внутри все перевернулось от этой угрозы. – Или снизойти до других, не таких значительных, как ее досточтимый Батюшка, но таких же богатых и…

– Хорошо, Маленькое Сокровище. В девять!

– О, ты действительно love меня, да?! – Венера Пань говорила на кантонском, но это слово произнесла по-английски, и его сердце екнуло. Для современных китайцев английский стал языком любви: в их родном языке романтических слов не было. – Скажи мне! – потребовала она. – Скажи, что ты love меня!

Он смиренно исполнил приказание и положил трубку. «Маленькая сладкоречивая шлюха, – с раздражением думал он. – Ну что ж, в свои девятнадцать она имеет право быть требовательной, и вздорной, и упрямой с тем, кому почти шестьдесят. Ведь с ней ты чувствуешь себя двадцатилетним, твой царственный ян блаженствует. И-и-и, а ведь Венера Пань – это лучшее из того, что у меня когда-либо было. Дорогое удовольствие, но, и-и-и, о таких мускулах в „золотой лощинке“, как у нее, писал легендарный император Хуан!»[125]

Его мужское естество шевельнулось, и он с наслаждением почесался.

«Ух и задам я этой шлюхе сегодня! Куплю дополнительное приспособление особо большого размера, колечко с колокольчиками. О-хо-хо! Будет извиваться у меня, как змея!

Да, а пока подумаем насчет завтра. Как подготовиться к завтрашнему дню?

Позвони своему знакомому Великому Дракону, Главному Сержанту Тан-по в Цимшацуй и заручись его помощью. Пусть его люди проследят за тамошним филиалом и всеми филиалами в Коулуне. Позвони в „Блэкс“, и Родственнику Дуну из огромного банка „Дун-По“, и Родственнику Улыбчивому Цзину, и Хэвегиллу, чтобы договориться о дополнительной наличности против ценных бумаг и акций „Хо-Пак“. Ах да! Позвони своему очень хорошему другу Джо Джэкобсону, вице-президенту „Чикаго федерэл энд интернэшнл мерчант бэнк“ – у его банка активов на четыре миллиарда, и он тебе очень многим обязан. Очень многим. Их ведь так много, тех, кто в большом долгу перед тобой, – и гуйлао, и цивилизованных людей. Звони всем!»

Ричард Кван вдруг резко вышел из мечтательного состояния, вспомнив о звонке Тайбаня. Внутри все сжалось. «Вклады „Нельсон трейдинг“ – золото в слитках и наличные – просто огромны. О-хо, если „Нельс“…»

Раздраженно звякнул телефон.

– Дядя, мистер Хэпли на линии.

– Привет, мистер Хэпли, как приятно поговорить с вами. Прошу прощения, раньше был занят.

– Ничего, мистер Кван. Я лишь хотел, с вашего позволения, уточнить пару фактов. Первое, беспорядки в Абердине. Полиция…

– Ну, это вряд ли можно назвать беспорядками, мистер Хэпли. Несколько шумливых, нетерпеливых людей, вот и все. – Ему был противен и канадско-американский акцент Хэпли, и необходимость быть вежливым.

– Я сейчас смотрю на фотографии, мистер Кван. Те, что помещены в сегодняшнем дневном выпуске «Таймс». Это действительно выглядит как беспорядки.

Банкир заворочался в кресле, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал спокойно.

– О-о… ну, меня там не было, так что… Мне нужно поговорить с мистером Суном.

– Я уже говорил с ним, мистер Кван. В пятнадцать тридцать. Потратил на него целых полчаса. По его словам, если бы не полиция, толпа разнесла бы все. – Последовала небольшая пауза. – У вас есть причины приуменьшать масштабы происходящего. Но видите ли, я пытаюсь помочь и не смогу этого сделать, если не буду располагать определенными фактами, так что, может, вы будете откровенны со мной?.. Сколько людей сняли вклады на Ланьдао?

– Восемнадцать. – Ричард Кван уменьшил действительную цифру вдвое.

– А наш человек сказал, что тридцать шесть. А в Шатине – восемьдесят два. Как насчет Монкока?

– Совсем немного.

– По сведениям моего человека, сорок восемь, и еще добрая сотня осталась после закрытия. Ну а в Цимшацуе?

– У меня еще нет сведений, мистер Хэпли, – уклонился от ответа Ричард Кван, снедаемый беспокойством. Он еле терпел эти сыплющиеся один за другим вопросы.

– Во всех вечерних выпусках полно материалов об оттоке вкладчиков из «Хо-Пак». Некоторые даже так это и называют.

– О-хо…

– Да-да. Я бы сказал, вам лучше приготовиться к тому, что завтра будет действительно жаркий денек. Такое впечатление, что ваши противники очень хорошо организованы. Все слишком точно рассчитано, чтобы считать это совпадением.

– Я, конечно, весьма признателен вам за проявленный интерес, – проговорил Ричард Кван. И деликатно добавил: – Может, я могу быть чем-то полезен?..

Снова раздражающий смешок.

– Снимал ли сегодня деньги кто-нибудь из крупных вкладчиков?

Ричард Кван поколебался долю секунды, и Хэпли тут же ринулся в этот пролом:

– Я, конечно, знаю про Четырехпалого У. Я имею в виду большие английские хонги.

– Нет, мистер Хэпли, еще нет.

– Ходят устойчивые слухи, что компания «Гонконг энд Ланьдао фармз» собирается перевести свои капиталы в другой банк.

Эта колкость отозвалась у Ричарда Квана прямо в «потайном мешочке».